Журналистская карьера пошла в гору: через два года Бахтин уже был заместителем главного редактора «Афиши», потом — главным редактором мужского журнала FHM, а в 2006 году возглавил российский Esquire, которым руководил пять лет, пока его не затянула детская тема. «В Esquire мне стало просто скучно, да и в журналистике как профессии я, в общем-то, разочаровался», — откровенно признает он.
В 2010 году вместе с другом и на тот момент главным редактором журнала «Большой город» Филиппом Дзядко он отправился в отпуск в Псковскую область, где в 1990-х отдыхал в студенческом лагере. Спустя 20 лет бывший вожатый Бахтина Сергей Ремер решил возродить лагерь. «Мои приятели, владельцы горнолыжного комплекса «Мальская долина», попросили помочь с заполнением курорта в межсезонье. Я решил вспомнить былое и предложил организовать там детский лагерь», — рассказывает Ремер. Филипп рассказал о новом месте своим московским друзьям, дети которых в большинстве своем и составили первую смену псковского лагеря.
Лагерь был творческим: в отличие от стандартных «пионерских» здесь не было жесткого расписания, линеек и смотров строя и песни. Под руководством друзей Бахтина — режиссеров, актеров, музыкантов — дети ставили пьесы, снимали фильмы и читали стихи, а вечерами рассуждали о жизни. Название подобрали соответствующее. «Камчатка — это, с одной стороны, волшебный далекий край, где всем хочется побывать, а с другой — последняя парта в школе, галерка, где обычно происходит все самое интересное», — объясняет Филипп.
Страна без бюджета
Поработав вожатым один сезон, Бахтин понял, что дети интересуют его больше, чем журналистика. Но лагерь денег не приносил, поэтому работу в журнале он бросить не мог. Все изменило знакомство с предпринимателем Леонидом Ханукаевым, основателем торговой сети «БельПостель» и автором многих других масштабных идей, который задумал создать детский лагерь «Страна детей» почти на 20 тыс. мест. Грандиозный по своим масштабам проект в итоге поддержали Агентство стратегических инициатив, вице-премьер Ольга Голодец и правительство Ярославской области. Ханукаев, который заочно знал Бахтина по работе в Esquire, предложил ему возглавить журнал «Страны детей», пообещав «хорошие деньги». Филипп, давно мечтавший завязать с глянцем, согласился.
В 2011 году Бахтин стал не только редактором детского журнала, но и одним из руководителей «Страны детей» и перетянул в проект партнера по «Камчатке» Сергея Ремера. «Раздался звонок, и Фил сказал, я ухожу из журнала, приезжай, будем вместе строить лагеря по всей России, ведь это же твоя мечта», — вспоминает Ремер. Он оставил в Пскове семью, закрыл лагерь и переехал в Москву.
Начинали масштабно: под офис Ханукаев арендовал трехэтажный особняк на Патриарших прудах и назначил сотрудникам внушительные зарплаты. «К самой идее строить такую махину я отнесся резко отрицательно, — вспоминает Бахтин. — В моей голове «Страна детей» была не огромным единым организмом, а сетью мелких самоуправляемых лагерей». По его словам, именно стремление к гигантизму в итоге и погубило проект. Несмотря на то что к 2014 году Ханукаев согласился разбить одну большую «Страну детей» на 25 лагерей поменьше, запуск ни одного из них так и не состоялся. Только на создание круглогодичной инфраструктуры для одного лагеря и зарплату для 120 сотрудников, по данным ресурса Meduza, было потрачено более 1,3 млрд руб. личных, государственных и заемных денег, притом что общий бюджет проекта оценивался в 33 млрд руб. Однако Ханукаев не смог договориться с банками о дальнейшем финансировании проекта и по итогам работы остался должен кредиторам, строителям и сотрудникам около 700 млн руб., писала Meduza.
Леонид Ханукаев от комментариев отказался. «Эта информация неправдива, и комментировать ее бессмысленно. Качественно ответить я сейчас не смогу — серьезно заболел», — заявил он РБК.
Бахтин покинул компанию вместе со всей приведенной им командой. «Запуск постоянно откладывался, а я был основным лицом проекта, и мне просто надоело позориться», — признается Филипп.
К тому моменту псковская «Камчатка» развалилась на две части: у Бахтина и Ремера разошлись взгляды на то, каким должен был быть творческий лагерь. «Все, что делали псковские ребята, было связано с походами, бардовской песней и картошкой в золе. Нам это было неинтересно, а им оказалось чуждо современное искусство, которым я занимался с детьми», — комментирует разлад с партнером Филипп. «Я вернулся в Псков и выложил на сайте даты будущих летних смен. В ответ получил от Филиппа СМС с предложением не использовать бренд «Камчатка», который, кстати, никому не принадлежит до сих пор, — излагает свою версию Сергей Ремер. — Через месяц Бахтин выложил на сайте свои даты смен и свою информацию о лагере. Нам пришлось объяснять ситуацию родителям и исправлять ситуацию».
В результате конфликта в Псковской области в 2013 году работали две «Камчатки» с разным составом вожатых. Следующим летом Бахтин, давно думавший о лучшем месте для проекта, решил перевести свою часть лагеря в Европу. «Условия в российских лагерях оставляют желать лучшего. Например, псковский травмпункт — это просто ад: нам приходилось сидеть в очереди из 30 человек, многие из которых были абсолютно пьяны, кое-кто с ножевыми ранениями, — стращает он. — Чтобы наложить ребенку гипс на палец, мне приходилось звонить чуть ли не губернатору». В 2014 году Бахтин начал подготовку к запуску площадки в Эстонии, на острове Сааремаа: здесь ближайшее к Москве Балтийское море, нет изнуряющей жары и толп туристов, объясняет он.
«Камчатка-Псков» по-прежнему работает под руководством Сергея Ремера и принимает по четыре смены за год. «Эксперимент по привлечению известных личностей и приданию этим пафоса лагерю был признан не нашей темой, и мы вернулись к своему принципу подбора персонала», — говорит Ремер.
Камчатка по-европейски
Опыт «Страны детей» очень помог при запуске в Эстонии, говорит Филипп. «Я два года разрабатывал концепцию огромного лагеря и успел изучить все процессы вплоть до мельчайших деталей, — говорит он. — Именно после «Страны детей» я стал смотреть на детский лагерь как на реальный бизнес, а не забаву».
Чтобы сократить стартовые расходы, Филипп решил сделать лагерь палаточным — никакой инфраструктуры, кроме палаток и разборной сцены. «Палаточные лагеря — это наиболее перспективный вид детского отдыха, — считает зампред совета Союза организаторов детского активного туризма Марина Грицун. — Так дети получают опыт непосредственного общения с природой, а основатели экономят».
Запуск лагеря в Европе может обойтись примерно в два раза дороже, чем в России, подсчитал Матвей Амагаев, директор по развитию туроператора образовательных программ за рубежом Jey Study. «Чтобы найти в Европе площадку по хорошей цене, придется вносить предоплату в 50-100% на этапе запуска. Остальные затраты примерно сопоставимы с открытием лагеря в России», — говорит он. По словам Грицун, даже при минимальных стартовых затратах лагерь вне зависимости от локации будет окупаться не менее десяти лет.
Стартовать в Европе оказалось намного проще, чем в России, уверяет Филипп. «Здесь все очень дружественно настроены: ты просто идешь к нотариусу, который подсказывает, какие документы нужно собрать для открытия, и следит, чтобы по отношению к тебе соблюдался закон», — рассказывает Бахтин. По словам юриста Чермена Дзотова, владелец российского детского лагеря перед запуском должен провести дезинфекционные мероприятия, получить заключение Роспотребнадзора и утвердить меню столовой лагеря, заключить договоры с местными органами здравоохранения на оказание медицинской помощи, получить акт приема лагеря указанными службами и пожарной инспекцией. «Количество проверок перед запуском и во время работы переходит все мыслимые границы, — жалуется Грицун. — Улыбаются уже сами проверяющие: дети в лагере знают их в лицо и по именам». В Европе, по словам Дзотова, понадобится гораздо меньший пакет документов, а проверки могут нагрянуть в лагерь только с предупреждением или по жалобе кого-то из клиентов.
Регистрировать юрлицо для запуска новой «Камчатки» не пришлось: еще в 2011 году Бахтин вместе с другом Дмитрием Ямпольским (совладелец юридической компании «Седов и Ямпольский» и ресторанной группы Table Talk) зарегистрировал в Эстонии компанию Gapfield and Bangmire OU, чтобы возить в Европу выставки современной фотографии. Но дело не пошло, и в 2014 году Бахтин выкупил долю Ямпольского и сменил тип деятельности компании на туристический.
На аренду гектара земли, закупку 40 палаток, оплату услуг фабрики-кухни и установку сцены Бахтин, по его подсчетам, потратил около €30 тыс., собранных в качестве предоплаты за путевки. Зарплатного фонда не было: все вожатые, друзья и знакомые Бахтина работали в лагере бесплатно. За четыре года в эстонской «Камчатке» побывали музыкант Кирилл Иванов, актрисы Виктория Толстоганова и Ольга Сутулова, телеведущий Александр Гудков и другие представители творческой элиты Москвы.
Несмотря на немалую цену путевки (тогда €900 с человека), летом 2014 года на остров приехали почти 90 человек. «Я просто объявил в Facebook, что набираю эстонскую смену, и за две-три недели все места раскупили», — вспоминает Бахтин. Первое лето принесло создателям лагеря порядка €80 тыс. выручки, €20 тыс. из которых осталось в качестве прибыли.
Программу в «Камчатке» составляют вожатые: чаще всего они учат детей тому, что умеют сами, — актерскому и режиссерскому мастерству, игре на музыкальных инструментах, искусству писать и читать стихи. «Дети поддержат любую ерунду, лишь бы она шла от сердца, — говорит Филипп. — Неважно, что именно здесь происходит, главное, чтобы вожатые сами получали кайф от процесса». Каждый день дети готовят новый творческий проект, который вечером показывают другим отрядам. «У нас нет задачи привить детям любовь к кино или музыке, и мне абсолютно все равно, будут ли они заниматься творчеством после окончания смены, — заявляет Бахтин. — Творчество — это всего лишь разновидность приключения, которое с детьми тут случается». Обычно дети снимают фильмы, ставят мюзиклы или спектакли, но есть и совсем странные задания, например создать оркестр из тех, кто никогда раньше не играл на музыкальных инструментах.
«Среди бешеных талантов Филиппа — наполнять новым смыслом отжившие формы. Он один из немногих людей, слышащих воздух, он создает новые явления. Поэтому «Камчатка» — это чистая магия», — говорит Филипп Дзядко, основатель просветительского проекта Arzamas и постоянный вожатый «Камчатки». Задания рождаются спонтанно: например, в прошлом году Кирилл Иванов, лидер группы «Самое большое простое число» и еще один бессменный вожатый, устраивал вместе с детьми концерт в лесу, а потом под звездным небом на заброшенной автобусной остановке рассуждал о любимой музыке. «Главное — говорить с детьми на равных и не строить из себя всезнающего старца, — считает он. — «Камчатка» — это живой организм, как желе, как свежий холодец в холодильнике. И наша главная задача не дать ему закостенеть».
Отдых не для родителей
По данным Высшей школы экономики, в 2015 году в России работало более 50 тыс. детских лагерей. Лишь 3 тыс. из них были загородными, остальные — городские площадки при школах и летние образовательные курсы полного дня. «И круглогодичных, и летних загородных лагерей должно быть гораздо больше. А главное — они должны быть доступны. Качество должно быть выше, а цена — ниже», — заявлял Владимир Путин на совещании по вопросу организации детского оздоровительного отдыха еще в 2012 году. Прогнозы главы государства не сбылись: по компании BusinesStat, с 2012 года средняя цена пребывания в детском лагере выросла на 46,1%, до 2151 руб. на ребенка в день. Несмотря на это, родители не отказывают своим детям в отдыхе: в 2016 году в летних лагерях побывали 5,16 млн человек, или треть всех школьников России.
Островная экономика
Смена в эстонской «Камчатке» длится 11 дней, группа состоит из 16 детей разных возрастов, от 11 до 17 лет. По словам Бахтина, так отряд больше походит на семью, в нем формируются здоровые отношения между детьми и вожатыми. «Обычно дети воспринимают взрослых как враждебную власть, которая требует беспрекословного подчинения, по крайней мере так строится система отношений «учитель — ученик» в большинстве школ, — рассуждает Филипп. — У нас здесь работают классные молодые ребята, которые общаются с детьми на равных и ломают этот вредный стереотип».
В сезон 2015 года лагерь отработал уже две смены — и снова был битком забит, принеся вдвое больше выручки и прибыли (€160 и €40 тыс. соответственно). Летом 2016-го Бахтин запустил еще и смены для взрослых. «Программа здесь та же самая, что и с детьми. Но взрослые изначально более мотивированы: их в лагерь никто насильно не тащит, у них получше с дисциплиной, спектр тем, на которые можно шутить, шире — все это дает простор для воображения», — говорит Филипп.
По итогам 2016 года выручка лагеря составила около €500 тыс., прибыль — порядка €130 тыс. Основными статьями расходов по-прежнему остаются аренда земли (сейчас уже 4 га) и питание. Этим летом в лагере работают четыре смены — три детские и фестиваль для взрослых, цена путевки — €990. В стоимость входят перелет Москва — Таллин (кроме взрослых смен, где дорога оплачивается отдельно) и трансфер на остров, четырехразовое питание (стандартное или вегетарианское меню) и интенсивная творческая программа.
После переезда в Эстонию условия жизни детей в лагере улучшились — по словам Филиппа, еда здесь качественнее, а скорая доезжает до лагеря за пять минут, — но все равно остались спартанскими. «Палаточный лагерь — это всегда суровые условия, а если еще учесть, что в Эстонии часто идут дожди и дует сильный ветер с Балтики, готовы к такому отдыху будут не все», — подтверждает Амагаев.
Открывать «Камчатку» в других регионах Бахтин не планирует: горький опыт «Страны детей» убедил его в том, что детский лагерь — плохо масштабируемая история. Идею франшизы он отмел сразу же, а вот на смежные проекты, сделанные по образу и подобию «Камчатки», делает большую ставку. Первую ласточку — творческий фестиваль для взрослых Something — запустили этим летом.
В ближайших планах — открытие проекта «Камчатка Практика», в рамках которого подростки вместе с творческими наставниками, учеными и спортсменами будут путешествовать по миру и обучаться новым профессиям. Этой зимой Филипп Бахтин, телеведущий Александр Гудков и два инструктора повезут группу в серф-школу в Австралии, на весенние каникулы запланирован тур в ботанический сад на Барбадосе. При этом двухнедельная обучающая программа будет стоить гораздо дороже смены в Эстонии — €4,9 тыс.
Об учителях и школах, меняющих мир и нас самих. Мы публикуем главу, посвященную лагерю« Камчатка» Филиппа Бахтина.
Глава 8. Это странное место «Камчатка»
Единственный совет, который я могу дать: не открывайте «памятку вожатому «Камчатки»», если у вас есть срочные нерешенные вопросы. Я допустил эту ошибку, пробежавшись по нескольким первым пунктам: «С детьми почти никто никогда не разговаривает. Чем больше вы с ними будете говорить — тем лучше будет наш лагерь»; «Если вы хотите отчитать ребенка, делайте это один на один. Если хотите похвалить — делайте это прилюдно»; «Следите за обещаниями. Обещали вернуться через десять минут — вернитесь».
Четыре часа спустя, уже на краю эстонского острова Сааремаа, я обнаружил, что всё еще читаю напоминания вожатым. И хочу согласиться с каждым словом.
«Чтобы родить танцующую звезду, нужно носить в себе хаос» — цитата Ницше первой встречает меня на территории лагеря. Жизнь «Камчатки» буквально разделена на две половины дорогой, по которой почти не ездят автомобили. С одной стороны — россыпь палаток и деревянных домиков, с другой — космический шатер на берегу моря, где все собираются вечером и оценивают результаты дня. Здесь всегда знаешь, где найти что-то сосредоточенно придумывающих детей, а где погрузиться в обсуждения вожатых, из которых при желании можно составить отдельную методичку.
Метафора напрашивается сама собой: «Камчатка» — живой организм, где организованно функционирует множество клеток. Ровно в девять утра мозг посылает сигнал взбодриться и построить план на день. Основатель лагеря Филипп Бахтин объявляет задание, неизменно погружающее большинство собравшихся в состояние стресса. Сделать шесть фильмов, поставить мюзикл, снять два клипа от каждого отряда — что бы это ни было, дети узнают об этом утром, а закончить должны уже к вечеру. В полдень, пройдя стадии сомнений, отрицания и приятия, организм впадает в короткий дневной сон. Вожатые разбредаются по лагерю, размышляя о том, как успеть сделать к вечеру то, что еще даже не придумано. Затем организм собирается и работает на пределе своих сил, чтобы вечером выдать больше, чем от него требовалось.
Уже скоро понимаешь, что «Камчатка» — это лагерь, куда дети должны отправлять на лето своих взрослых. «Родителям я говорю прямо в глаза: мне хочется, чтобы вожатым было интересно, потому что мы делаем лагерь для них, — говорит мне Филипп. — Дети это чувствуют и тоже заражаются этим интересом». А еще понимаешь, что нет никакого «контакта с ребенком» — есть контакт с человеком. «Когда-то мы набирали сотрудников для большого проекта «Страна детей», и у нас был один пункт, по которому всех кандидатов отсеивали тут же: когда человек приходил со словами «Я люблю детей», — объясняет Филипп. — Это что вообще значит? Он педофил? Маньяк? Все люди с некоторым умилением и теплотой относятся к детям. И когда кто-то заявляет: «Мое уникальное предложение в том, что я люблю детей», для меня этот человек — просто болван».
Всё, что здесь произойдет на моих глазах, — наглядный пример, что для общения с детьми не нужен диплом учителя или годы работы в школе. Никто из приезжавших за восемь лет вожатых — и в первую очередь сам Бахтин — вообще не похож на преподавателя. «Я совсем не считаю себя учителем, — подтверждает Филипп. — С точки зрения общепринятых требований к этой профессии я — суперподозрительный человек. Но если я что-то и умею как педагог, то это из разряда общечеловеческих навыков. Если ты в принципе хреновый человек, это особенно проявляется в разговорах с детьми: когда ты унижаешь их, а потом пытаешься грубостью исправить свою же неловкость. Я очень часто сталкиваюсь с людьми, про которых мне говорят «это профессиональный педагог». Глядя на этого человека, я понимаю, что не хочу, чтобы он общался с моими детьми. Я не могу оценить, как он преподает, но он не умеет разговаривать или очевидно не справляется с какими-то сложными эмоциями».
ОСТРОВ, НА КОТОРОМ НЕТ ВЗРОСЛЫХ
Пережить первый день оказывается все-таки не таким сложным испытанием. Почти как в завязке самого известного романа Агаты Кристи, на острове собираются люди, большинство из которых видят друг друга впервые. Как говорит Филипп, тут не нужно никакого отбора: просто само предложение поехать в странное место незнакомой компанией и заниматься там странными делами — это уже отбор. Одна из вожатых «Камчатки» накануне рассказала мне про собеседование у Бахтина, буквально состоявшее из пары общих вопросов. «И это всё, что вы хотели спросить? А если я что-то сделаю с детьми?» — удивленно спросила она Филиппа. «Ты просто за секунду всё считываешь, — объясняет мне Бахтин. — Я уже по опыту внимательно отношусь к тому, хотят люди ехать или нет. Говорю им: «Вы поедете бесплатно возиться с чужими детьми, спать в палатке, и еще я буду давать вам задания». Они отвечают: «Интересно, давайте попробуем!» Куча циничных и рациональных людей отсеивается уже на стадии задания. Если человек просится приехать — это важно. Если его надо уговаривать — не стоит даже пытаться, всё кончится плохо».
«Сегодня эмоционально сложный день: мы ставим аудиоспектакль, — сообщает Диана, первый вожатый, которого я встретил. — Большинство детей не особенно хорошо играют, да и среди вожатых далеко не все актеры». Диана впервые попала в лагерь в тринадцать, когда смены проводились еще во Пскове и, по описанию очевидцев, напоминали «романтичный междусобойчик». Пять раз она ездила как участник, сейчас уже третий раз руководит отрядами. «Когда становишься вожатым, понимаешь кучу вещей, — рассказывает Диана. — Ребенком тебе кажется, что иногда взрослым в лагере на тебя пофиг. А на самом деле всё настолько наоборот, что даже хорошо, что дети не знают, насколько подробно их обсуждают». Помолчав, Диана добавляет, что не знает, кем была бы без «Камчатки» — именно здесь она окончательно поняла, что хочет быть искусствоведом.
Первые дни в лагере ощущаешь себя сценаристом, нанятым писать репризы в штат опытных авторов. Каждый вечер на планерках Бахтин впроброс выдает идеи, вызывающие только один вопрос: есть ли грань, где они закончатся? Рэп-баттл по поэзии Серебряного века, «день молчания» с последующими личными откровениями, «театр носков», соревнования по боттл-флипу — это только несколько примеров. Пока остальные вожатые на лету подхватывают идеи, ты всерьез размышляешь, что бы сам делал в таких условиях. Возможно, для этого и нужны взрослые смены, которые пока проводятся один раз в год: ощутить, что обратного пути уже нет. Хочешь не хочешь, неизбежно увезешь отсюда частичку творческого безумия. «Мои самые счастливые моменты детства — те, когда мои родители дурачились, — говорит позже Бахтин. — И я совершенно точно вижу это и по своим детям. Вот ты живешь в мире, где над тобой где-то сверху папа и мама, которые преследуют тебя за все, что ты делаешь неправильно… И вдруг папа встает на карачки, начинает ходить по квартире на четвереньках, и ты понимаешь: «Блин, он такой же дол***б, как и я». Можно делать всё что хочешь! Это такое облегчение, ты просто счастлив в этот момент. Все родители валяют дурака, но, как правило, они это делают раз в сто лет. А здесь в лагере ты живешь в мире взрослых, которые ведут себя как попало. И ты думаешь: «Это клёвое место!» Поэтому дети тут счастливые».
Привыкая к ночам в спальном мешке, я размышляю над основным принципом «Камчатки»: максимально выдернуть тебя из привычной жизни. Почти в каждой смене можно встретить детей знаменитостей, но никаких дополнительных очков это никому не дает. Вы все так же будете встречаться в очереди в душ, а по вечерам расходиться по палаткам. «Всё, что мы тут делаем, — это вторжение в их личную жизнь, — говорит Филипп о детях в лагере. — Они привыкли спать в своей кровати — до свидания, все спят в палатках. Они привыкли к друзьям и хотят общаться с ровесниками — ничего подобного, тут разновозрастные отряды и никого из приятелей. Они привыкли к маме и папе — близких рядом нет. Никакого привычного расписания, совершенно другие задания. В жизни такой путь сотворчества возникает очень сложным путем. А я не знаю большего кайфа, чем делать какое-то общее дело с единомышленниками. Ни пьянство, ни наркотики, ни путешествия — ничто так не вставляет. Если ты занимаешься творчеством в каком-то красивом месте, если тебя выдернули из твоей обычной жизни — вот это просто счастье. Но детский лагерь тащит за собой кучу ответственности и ограничений. Поэтому для меня всегда идеальной ситуацией был взрослый лагерь, просто на это нет такого спроса. Но если история со взрослыми будет развиваться, то я не уверен, что со временем буду делать пять детских и одну взрослую смену. Скорее наоборот». Взрослая смена получила название Something — фестиваль, где зрители сами становятся участниками. Пока в нем участвовали пятьдесят человек. Масштаб по замыслу Бахтина — десять тысяч человек.
И НЕМЕДЛЕННО СДЕЛАЛ
«Пожалуйста, закройте глаза», — предупреждают дети перед началом спектаклей. Диана была права: многим детям «выразительное чтение» явно дается непросто, но атмосферу хорошо дополняет музыкальное сопровождение. Отвечающие за саундтрек дети с ложками и тарелками рассаживаются по периметру шатра, пока другие участники отряда при тусклом освещении ламп читают притчу Ганса Христина Андерсена о соловье. Следом объявляют: «Все звуки, которые вы сейчас услышите, были записаны одним из участников отряда вживую». Под тревожный саундтрек начинается аудиоспектакль по рассказу Стругацких «Забытый эксперимент». Отряд музыканта Василия Зоркого экранизирует «Жутко близко и запредельно громко». А под руководством актера Евгения Цыганова дети читают отрывки книг о войне — включая хрестоматийную «Войну и мир». Всё выглядит куда лучше, чем можно ожидать от детской самодеятельности.
Вот так выглядит репетиция аудиоспектакля под руководством Евгения Цыганова:
Но лично для меня настоящая жизнь «Камчатки» проявилась даже не в сумасшедших заданиях, а в общении между вожатыми. Чаще всего здесь можно услышать одну мысль: пытайтесь получить кайф в процессе, результат фактически не важен. Бахтин постоянно спрашивает — как вам эта идея? Что вы хотите сделать? Стоит в ответ появиться какой-то неуверенности, как Филипп тут же предлагает другую, пока стройный хор голосов в вожатской ее не поддержит. «Куча приезжавших сюда профессионалов всё время говорит, что главное в «Камчатке» — привычка доделывать всё до конца, — рассказывает мне Филипп. — Бэнкси однажды в интервью сказал, что самая распространенная в мире проблема — талантливые люди, которые ничего не сделали. А здесь от нее есть некоторая прививка. Да, может получилось и говённо, но ты доделал до конца и, во‑первых, ты себя уважаешь. Во‑вторых, ты говоришь: «Ну теперь-то я знаю, как надо». Ты делаешь шаг и куда-то идешь. Иначе будет так: «Ну нет, это не получится, сделаю другое. Ну это тоже, наверное, не получится. Тогда вот это. Блин, это дорого!» И ты сидишь на месте. А здесь за одиннадцать дней ты делаешь так много шагов, столько всего уже произошло и забылось, что создается полное ощущение, что прошел год».
Последним пунктом в официальном списке того, чем дети занимаются в «Камчатке», идет пункт «Иногда спят». Когда-то в лагере не было отбоя вообще — в результате одуревшие от свободы и не спавшие пару суток дети сами понимали ценность сна. Время окончания веселья теперь установлено (три часа ночи), но свободой многие дети распоряжаться так и не научились. Некоторые по‑прежнему воспринимают вожатых личным тур-гидом, ответственным за каждую минуту своего пребывания в лагере. До трех ночи идет показ фильмов по личному выбору вожатых и ночные «сессии», когда взрослые говорят о чем-то интересном для них с детьми. Если пройти мимо вожатской в шесть утра, то можно услышать, что разговоры между взрослыми еще не закончились. Но ровно в девять все с довольно бодрым видом уже присутствуют на линейке. Я вспоминаю, как однажды голливудские знаменитости отвечали на вопрос «Какой фантастической сверхспособностью вы хотели бы обладать?». Актриса Джанин Гарофало ответила: «Возможностью не ложиться спать до глубокой ночи, а утром выглядеть как ни в чем не бывало». По‑моему, приезжающим в «Камчатку» кто-то все-таки раскрыл этот секрет.
ПОЗИТИВНАЯ СЕКТА
«Давайте заставим их обыграть все киношные клише», — предлагает на ночной планерке Филипп, а уже утром всем отрядам объявляют задание. Снять фильмы на темы «Муж понимает, что жена ему изменила»; «Становится очевидно, что таких, как наш герой, много»; «Герой не может продолжать пытаться и сдается». Оглядев сидящих с заинтересованным видом, Филипп добавляет: «Уважаемые вожатые, вы записываете задания или покупаете билеты в Москву?»
Каждая впечатлившая меня школа, в которой я побывал, была прямым отражением идей и взглядов ее основателя. «Камчатка» — по сути, и есть Филипп Бахтин: «позитивная секта» под руководством одного из самых неординарных героев российской журналистики. В 2011 году Филипп оставил пост главного редактора русского Esquire — как обычно пишут в таких случаях, «на пике карьеры». «Там было просто суперскучно и неинтересно, — вспоминает Бахтин. — Это была хорошая работа, на которой я отвоевал себе кучу всего: прав, возможностей, денег… Но все наши попытки сделать из журнала что-то более грандиозное упирались в то, что нам предлагалось это делать на энтузиазме, без какой-либо поддержки. Куча наших идей потом стали общим местом: например, бары под брендом издания. В том, чтобы «бросить карьеру», не было никакого подвига или героизма. Пришли инвесторы, которые хотели построить «Страну детей»: идеальный детский город, в котором не будет ни вожатых, ни программ, в котором дети будут жить самостоятельно. Эти люди хотели, чтобы я сделал для них детский журнал. А я с ними яростно спорил и ругался, объясняя, что у них идеалистическое представление и они вообще не понимают, о чем говорят. У меня к тому времени уже был опыт создания детских лагерей — в «Камчатке» во Пскове. В итоге инвесторы сказали: «Если ты такой умный, давай-ка сам и делай». За несусветные деньги мне предложили заниматься тем, что я делал бесплатно, и я недолго думал над этим предложением. То, что эта авантюра провалится, я не боялся: было понятно, что в Esquire я в любом случае больше сидеть не буду».
Авантюра действительно провалилась — в 2014 году «Страна детей» закрылась под грузом долгов, а лагерь «Камчатка» переехал на остров Сааремаа и снова стал тем, чем был изначально: маленьким независимым проектом талантливых людей, получающих кайф от творчества без оглядки на деньги.
Вечером мы смотрим получившиеся фильмы — какими бы они ни были, каждая работа срывает овации. Я гадаю, какие из увиденных во время репетиций идей войдут в окончательные версии. Особенно говорящая Муму, убеждающая Герасима не совершать опрометчивого шага. Этот предложенный детьми сюжетный ход так насмешил самого опытного вожатого Василия Зоркого, что стало понятно: такое точно не снимут. Через несколько минут на экране появляется герой с мешком наперевес и, как не трудно догадаться, с ним разговаривает Муму. Идеи, предложенные детьми, иногда действительно удивляют: так, однажды в «день документального кино» один отряд снял короткую ленту This camp is hated — гомерически смешное исследование ненависти местных жителей к лагерю «Камчатка»:
СТРАННЫЕ ТАНЦЫУ легендарного фотографа Антона Корбайна есть в запасе прием, как заставить танцевать любого: с первыми тактами песни двухметровый нескладный Корбайн выпрыгивает на танцпол, демонстрируя нелепые движения извивающегося угря. Видя это, окружающие справедливо решают, что уж им-то теперь стесняться нечего, и присоединяются к нему. Примерно то же ощущаешь в «Камчатке» — здесь всё время кажется, что если ты чего-то не умеешь или делаешь что-то плохо, это твое преимущество. Так проходит «день танцев имени Олега Глушкова» — театрального режиссера, в чьих танцевальных постановках нет ни одного привычного танцевального элемента.
За день дети подготовят странный перформанс в лучших традициях Глушкова: вот на моих глазах своеобразный хоровод сменяется хаотичными движениями, прерываемыми фразой «Петя, иди домой» (кто сказал, что слова — не элемент танца?). А вот в полной темноте один из участников отряда подсвечивает каждого по очереди фонарем — отблески света на потолке напоминают движение стрелки. Так изображается время, преследующее каждого из нас. Завершается всё номером вожатых, который становится сюрпризом даже для Бахтина, — Евгений Цыганов руководит «отрядом гребцов», причем лодка периодически и непредсказуемо превращается в танцпол.
А я тем временем расспрашиваю детей о «Камчатке» — и почти сразу это превращается в ответное интервью. «Вы в первый раз здесь? Как вам «Камчатка»?" — спрашивают меня. «Мне в лагере нравится Бахтин. Он веселый», — сообщает одна девочка. Исчерпывающий ответ дают два серьезных мальчика, сходу заявившие, что их зовут Артемиями (а не «Темами»): «Мирно, спокойно, много людей с юмором».
НОВАЯ ШКОЛА
«Вчера озаботился вопросом, насколько велика дистанция нашего представления о том, что нужно детям, и детского представления о том, что нужно им», — размышляет Цыганов в паузах между выполнением очередного задания. «На самом деле у нас нет никакого представления. Даже у самых оголтелых консерваторов нет ощущения, что они всё правильно делают, — говорит в ответ Филипп. — Все хотят лучшего, но никто не знает, что это».
Спустя несколько минут я узнаю, что у основателя «Камчатки» есть глобальная цель — создать абсолютно новую школу, которая по‑настоящему перевернет устаревшую систему образования. «Самая человечная и добрая школа — все равно лишь набор шаблонов, — говорит Филипп. — Мир намного сложней, и школа должна быть куда богаче и интереснее. То, что мы хотим сделать сейчас, — это практика. В советские времена была классная программа обмена семьями. Все ее участники говорили об этом как о важнейшем опыте в своей жизни. В моей голове идеальная школа — это когда ты можешь посетить двести стран и с четырьмя тысячами разных людей сделать восемь тысяч разных дел. После этого ты приезжаешь домой и, например, говоришь: я хочу быть программистом. Но ты хочешь им быть, потому что уже ловил рыбу в Норвегии, поработал в больнице на Кубе и пожил на ферме аллигаторов во Флориде. Когда ты таким способом приходишь к своему призванию, ты естественно будешь мотивирован. Не потому, что тебя папа и мама заставили, а потому, что ты осознал свою личную ответственность».
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Первым шагом к такой школе станет «Камчатка. Практика»: этой зимой Бахтин вместе с группой из двадцати детей поедет в Австралию и Барбадос. Одна путевка будет стоить пять тысяч евро, и пока это больше напоминает поездку на каникулах для обеспеченных семей, чем массовую школу. «Так всегда получается, что первыми всё пробуют самые отчаянные и богатые, — говорит Филипп. — Но со временем это станет массовым. Ведь дорого лететь лишь в одно место, а можно продумать десять-двадцать точек в одной поездке, где можно получить самый разный опыт. Через месяц ты вернешься совершенно другим человеком, попавшим в сто разных передряг и как-то из них выпутавшимся». Филипп приводит в пример куда более приземленный опыт, который тоже необходимо пережить каждому: побывать в эстонской полиции и сравнить ее с российской. «Россия и Эстония — две абсолютно одинаковых крестьянских страны с одинаковым климатом, но совершенно разные в смысле социального уклада, — говорит Бахтин. — Если ты добавляешь к этому опыт, который пережил в Бангладеш и Филадельфии, ты становишься социально умным человеком. И школа должна давать кучу такого опыта. Дети сейчас «ничего не хотят», потому что ничего не видели. Вот у ребенка папа ушел на работу, он остается с компьютером, двором и хреновой школой. И единственное, что он знает точно, что он не хочет жить, как его родители. И школа в этом смысле мой идеальный план. Когда я думаю, что делать, я смотрю на нее как на конечную точку. И если любой проект как-то поддерживает мою дорогу к этой цели — значит, это правильно».
В мой последний день в лагере кое-что меняется, и «Камчатка» открывается мне совсем с другой стороны. Непредсказуемая погода на острове — от солнечного штиля до ураганного ветра в течение часа — постоянно вносит свои коррективы в задания. После легких танцев и мультиков решено устроить «вербатим» — день спектаклей по самым личным, самым интимным переживаниям детей.
Целый день вожатые проводят с детьми в качестве личных психологов — и все случается ровно так, как предсказывал на планерке Филипп: сначала дети с трудом находят истории из своей жизни, а потом их уже не остановить. Лучше всех это знает самый опытный вожатый Василий Зоркий, работавший с детьми еще с первых смен «Камчатки». К Зоркому регулярно обращаются за советом, как раскрыть детей. «Рассказать для начала какую-то жесть из своей жизни», — сходу советует он. Другой прием — быстро задавать детям разные вопросы, чередуя смешные с серьезными: «Кому понравился сегодняшний день?», а затем «Кто себе не нравится?». Однажды Зоркий отправился с детьми на поле, где они выкрикивали свои страхи. А затем все вместе кричали «Я ничего не боюсь». Цель этого — наглядно показать подросткам, насколько у нас всех похожие проблемы.
«Для меня суть этого лагеря в том, чтобы научиться друг с другом разговаривать и понять, насколько это круто, — говорит мне Зоркий. — Мы с Бахтиным очень много рассуждали о том, что сейчас движущий мотив взрослых — бесконечное чувство вины из-за того, что они считают себя чудовищными родителями. Они уверены, что всё неправильно делают, а как правильно — не знают. Взросление — страшный процесс, который нельзя контролировать. Сначала ты полностью отвечаешь за этого человека, а потом он начинает существовать отдельно от тебя. И для многих родителей это самая большая трагедия. Для кого-то ребенок — способ закрыть собственные проблемы и не чувствовать себя одиноким. И мне кажется, проблема коммуникации между людьми — самая острая в России. Люди не умеют друг с другом вообще ни о чем разговаривать, хотя это не так сложно. В лагере была история: работавшие в нефтяной компании родители совершенно не общались со своей дочкой. Когда она говорила папе, что у нее депрессия, он в ответ покупал ей билет на Мальдивы на две недели. Я придумал, что у них будет книжка, в которой они будут писать друг другу письма. Через полгода они начали общаться совсем по‑другому. Это проблема того, что дети думают про родителей, что у них совсем иная жизнь. А родители делают вид, что у них в жизни ничего похожего не было. И это все проблемы коммуникации, которые решаются разговорами. И когда это здесь происходит, появляется совсем другой лагерь. Задания — это одно, но когда открывается этот кран, становится в тысячу раз интереснее».
И это то, что я увижу вечером. В уже знакомых минималистичных декорациях дети рассказывают о себе на сцене — о том, что их не замечают и не слушают, о том, чего они боятся и чего на самом деле хотят. Говорят, что самый сильный вербатим случился еще во Пскове — там некоторые дети так откровенно рассказывали о том, как повлиял на них уход близкого члена семьи или рождение в океане мамой-хиппи, что плакали даже вожатые.
Когда на острове поднимаешь глаза, то видишь свой личный планетарий. Тысячи звезд рассыпаны по черничному небу, а фонарик в руках превращается в меч джедая, которым ты с полным ощущением власти пронзаешь небо. То ли это лавина откровений подростков, то ли это влияние «Камчатки» в целом, но, стоя на берегу моря в свой последний вечер в лагере, я вдруг отчетливо осознаю: и мои самые счастливые детские воспоминания связаны с отцом и его способностью вдруг резко становиться младше меня. С этими пережитыми вместе мгновениями, когда пол превращался в раскаленную лаву, а видеокамера существовала, чтобы уехать в лес и снять какую-нибудь идиотскую комедию, над которой потом будем смеяться только мы вдвоем. И это было куда лучшим воспитанием, чем все попытки отца быть серьезным взрослым. Как говорит Филипп Бахтин, «мир для всех нас один и тот же. Просто мы можем начать иначе к нему относиться». Для того чтобы это понять, стоит пережить всё, что происходит в этом лагере на краю эстонского острова.
Отбирают в основном среди знакомых. Хотя попасть туда можно и с улицы
Друзья, узнав, что я еду работать вожатой, смеялись. У меня ноль педагогического опыта. Я все время опаздываю, просыпаю, теряю вещи и при этом ненавижу, когда кто-то орет, просыпает или теряет вещи. Я не самый лучший пример для подражания. В «Камчатку» я тоже опоздала. После десяти часов тряски в машине я вышла на поляну горнолыжного курорта, который сдает лагерю территорию в лесу. По поляне бегали дети. Шел день науки. Кто-то заземлял картошку, кто-то решал нейролингвистические тесты с крысами. Надышавшись гелием из воздушных шаров, мы с детьми передразнивали куратора дня науки Ивана. Знакомлюсь со своим отрядом — довольно быстро становится ясно, что эти дети лучше и уж точно умнее многих взрослых, с которыми мне приходилось общаться. По дороге на речку мальчик Мика спорит со мной о разнице американской и русской системы образования. В Америке, говорит он, все построено вокруг четко сформулированной идеи патриотизма (цитата дословная), а в России — по крайней мере пока — такую общую для всех идею сформулировать невозможно, а значит, невозможно воспитать людей как единую общность. На третьей минуте спора чувствую себя как первокурсник, проваливший простейший экзамен. Прыгаем в реку — кто дальше. Победил Бахтин.
День второй
Фотография: Ксения Плотникова
Каждый день у отрядов есть творческое задание. Сколько на это тратить времени — каждый решает сам
Есть в «Камчатке» такое правило — за каждый проступок (курение, грязный участок, нарушение дисциплины) дают минус балл. А за то, что выиграл в «Мафию», победил в дне науки или поставил театральный номер, баллы начисляют. Нашему отряду минус балл за уборку. Еще один минус балл за мат. За курение, кажется, тоже кого-то поймали. Сегодня на очереди цирк. Номер первого отряда называется «Гулливер-чревовещатель». Девочка Маша залезла на плечи мальчику Пете, Петю спрятали под длинным дождевиком. Живот-Петя играл на губной гармошке, Маша лучезарно улыбалась и кланялась зрителям. Еще из важного за день: дождь повалил две сосны.
День третий
Фотография: Ксения Плотникова
Главный принцип лагеря «Камчатка» — никаких отрядов по возрастам. Дети от 11 до 16 живут и проводят время вместе — в частности, рыбачат
В лесу не было связи, и про фейсбук я забыла чуть быстрее, чем про инстаграм, зато у меня появилось много важных привычек: не забыть закрыть палатку перед уходом, выключить газ в горелке, надеть резиновые сапоги и проверить, чтобы их надели дети. После линейки и завтрака первый отряд спит. Первый отряд вообще очень часто спит. Мой совожатый Филипп Бахтин тоже. До вечера нужно поставить танцевальный номер. У меня легкая паника. «Лена, не волнуйся, мы всегда все в последний момент делаем, и получается круто», — говорят дети и возвращаются к своим айпэдам. Вокруг вовсю идут репетиции. Похожие на гномов в резиновых сапогах и дождевиках, из леса выползают дети и поднимаются наверх. Пока учителя современного танца разучивают с ними движения жука, стрекозы и богомола, сплю под батутом. На обратном пути снова льет дождь: даже трусы мокрые насквозь. Самое ценное в лагере «Камчатка» — это сухие вещи. Заканчиваются они быстрее, чем вечерний виски на вожатском столе. Мальчики из моего отряда, укрывшись огромным тентом, который принес кто-то из вожатых, идут гуськом по грязи и синхронно насвистывают Синатру и мелодию из фильма «Kill Bill». «Мне кажется, что все это нереально, — говорит мальчик Сеня, — что все это какой-то фильм». Мне тоже.
День четвертый
Фотография: Ксения Плотникова
В лагере нет официального отбоя. При желании можно вообще не ложиться. Главное правило — к 9 утра всем отрядом быть на общей линейке. Опоздание — минус балл
«Эй, вожатые, у кого там в отряде Витя?» — раздается в рациях. «В моем. Что такое?» — «Наматерился твой Витя». — «На сколько?» — «На минус один балл». Вожатые завтракают за столом. Дают рисовую кашу и бутерброды с колбасой. Попробовали поиграть в игру «Придумай идеальный завтрак». Не вышло. Сегодня день спорта, распределяемся по площадкам и играем с детьми в спортивные игры. Мне достался петанк. И самая неживописная площадка из возможных. Вокруг лес, аккуратные лужайки и деревья, а я стою на пыльной дороге неподалеку от сваленных в кучу сухих деревьев — в петанк вроде как нужно играть на песке. Десять часов под палящим солнцем. Ад.
После ужина футбол. Глядя, как вожатый четвертого отряда Филипп Дзядко быстро бегает по полю, забив один гол, пятнадцатилетняя красавица говорит другой: «Ох, что-то Дзядко сдает». «Что ты! — томно отвечает другая. — Ты знаешь, сколько ему лет? Ему, вообще-то, уже за 30». Рассказали, что в Москве затопило улицу Солянка и что в интернете какой-то медийный скандал, — впрочем, новости с Марса здесь мало кого волнуют. Маша из моего отряда показала огромный круг на озере — только рыба-гигант могла бы оставить такой. Кто-то предположил, что это следы бобров, но нам приятнее думать, что это чудовище. Еще дети в нашем отряде выдумали игру: если Мика (тот самый, который рассуждал про систему образования) после условного знака не прекратит говорить на пять минут, он должен есть землю. Он меня так и встретил: «Лена, представляешь, я сегодня землю ел». Сказал так радостно, как будто ему удалось лично поговорить с Плутархом (для него, поверьте, это значит немало). Пришлось объяснить, что поедание земли — не лучший способ наказания проигравших. Ночью на дискотеке под песню певицы Кимбры «Settle Down» упала и вывихнула руку. С этой песней дети сегодня выиграли конкурс танцев.
День пятый
Фотография: Ксения Плотникова
В «Камчатку» берут детей до 16 лет. Тех, кто хочет ездить дальше, назначают помощниками вожатых
Приезжал покерист Илья Городецкий. Играл с детьми в интеллектуальные игры (не в покер). «Гонобобель, — объяснял вдумчивым голосом Городецкий, — это игра, в которой вам нужно будет угадать значения сложных слов и придумать свое определение, которое было бы максимально правдоподобным». Услышав слово «мани», кто-то из первого отряда предполагает: «О, это шарфы хипстеров». Долгий спор о том, когда появились хипстеры и уместно ли такое определение по отношению к современной молодежи (естественно, с участием Мики). «Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо никаких хипстеров», — усталым голосом говорит девочка Мира и закатывает глаза.
Я забыла, как это — спать в кровати. Посмотрев в зеркало на свой старый свитер, который мне было стыдно носить даже на даче, я довольно кивнула своему отражению. Свитер был очень хорош. Полночи орали с вожатыми песни «Крематория». Никогда бы не подумала, что могу быть так счастлива, слушая эту группу. И уж точно не могла бы подумать, что эта группа заставит пару бывших главных редакторов, учителей из Пскова, создателя сайта «Теории и практики», эквадорскую красавицу Саэлиту, техника Диму, кинорежиссера из Берлина и меня, обнявшись, скакать на скамейках посреди глухого леса пару часов кряду. Говорят, в 7 утра мы еще слушали псалмы по радио. Я не помню.
День седьмой
Фотография: Ксения Плотникова
Новых людей в лагере очень мало. Многие дети и вожатые не менялись с первого года работы «Камчатки»
«Никого не смутит, если я тут спою?» — спрашивает Ира. Ире 14. У нее голос в четыре октавы, темные длинные волосы и всегда стрелки на глазах. «Мне нужно разработать связки», — объясняет она. Никогда не парилась в бане под живое оперное пение.
Полдня играли в игру, смысл которой я вряд ли смогу объяснить. Что-то про марсианские путешествия, угрозу Галактике, ядерный чемоданчик и спасение Земли. Из деревянных срубов то и дело доносилось: «Закрываем люки! Вперед, космический экипаж». «Я ничего не могу понять. Что тут происходит. Что мне делать», — плачет мальчик Платон, закрыв глаза руками и отчаявшись хоть как-то разобраться в этой игре. «Не плачь, малыш, — говорю я. — Сейчас мы во всем разберемся. Сейчас все устроим. Давай-ка для начала поймем: ты — землянин?»
Ночью была «Пятница, 13-е». Сначала Бахтин отпилил бензопилой ногу нашей красавице Соне (деревяшку вместо ноги). Затем, одевшись в карлика и утопленницу, мы отправились пугать детей в лес. Впрочем, были в этом лесу номера и пострашнее нашего. Например, человек с криками выбегал из леса с ножом в животе. «Доктора! Доктора! Срочно!» — орали дети, пробегая мимо нас. Глубоко за полночь, измазанные в грязи, в поехавших париках и костюмах мы возвращаемся на стоянку вожатых. «Мы учебник прочтем, вопреки заглавью./То, что нам приснится, и станет явью./Мы полюбим всех, и в ответ — они нас./Это самое лучшее: плюс на минус» — раздается из четвертого отряда. Прекрасная рыжеволосая девочка Нина чуть срывающимся голосом читает «Песню невинности» Бродского.
День восьмой
Фотография: Ксения Плотникова
Почти все дети «Камчатки» обращаются к вожатым на «ты». Считается, чем меньше дистанция, тем лучше
Слышу за спиной мужской голос: «Доктор, не найдется ли у вас ранитидина, изжога что-то мучает. Зря, видимо, кофе утром пил». Доктор — идеальный человек. За все дни, устраивая танцы уже после того, как он ушел спать, мы не слышали утром ни одного нарекания. Он часто удивлялся, почему у нас болит голова. Или живот. «Да при чем тут кофе!» — восклицает доктор. Слава богу, думаю. Наконец-то понял. «Кофе тут ни при чем! — И голос его становится заговорщицким: — Признавайтесь, ели вчера вечером тефтели?»
Ближе к концу смены у меня появилось чувство, что ничего интереснее работы с этими детьми у меня не было. Можно три часа придумывать театральный номер, а они в последний момент все равно за секунду сделают лучше. Мы проиграли. Заняли, кажется, последнее место на театральном фестивале. Вожатые потом сказали, что зря мы взяли политическую тему. Плевать. То, что они сделали, было по-настоящему круто. Простую русскую народную сказку (таково было общее задание) они превратили в аллегорию современного общества. С принцессой Собчак, служивым с «Уралвагонзавода» и дебатами Навального. Текст почти не меняли. Только вставили пару строчек из Конституции РФ.
День девятый и десятый
Фотография: Ксения Плотникова
Во время съемок фильма «Последний день» актриса первого отряда Манана прыгнула в озеро, полное ила
Приехал режиссер Хлебников. Второй день подряд снимаем кино. Сначала из-за сценария переругалась половина отряда. Потом долго договаривались про роли на площадке. Затем потеряли раскадровки («В них кто-то высморкался, и их пришлось выкинуть»). Потом искали место съемки (снова переругались), забыли весь реквизит — продюсеры Аня и Соня весь день проспали в багажнике машины. Снимаем пронзительную сцену, в которой мальчик и девочка сидят у палатки, она понимает, что любви конец, и решает идти топиться. Напряжение максимальное. Режиссер Миша второй час ходит и бубнит себе что-то под нос. Актриса Манана подкалывает актера Петю. Я в истерике пытаюсь убедить всех хоть ненадолго сосредоточиться, и тут палатка на заднем плане начинает шевелиться. Оттуда раздается хриплый голос: «Я лежу тут как морская звезда». Это Гриша — морская звезда нашего отряда с 46-м размером ноги. Оператор Мира не выходит из-за камеры десятый час подряд. У нас сели два фотоаппарата и два айфона. А осталось всего ничего: утопить Манану в реке, научить Петю ездить на автомобиле и побороть Мишину медлительность. В час ночи в кромешной темноте приступаем к монтажу. Миша, перебарывая сон, бормочет что-то вроде: «Вот здесь длинновато». Мира спит на лавке с ногами. За окном моросит дождь, виднеются черные верхушки сосен. Я в первый раз ловлю себя на мысли, что через два дня в это время нас здесь уже не будет.
День одиннадцатый
Фотография: Ксения Плотникова
Никакого строгого распорядка дня в «Камчатке» нет. При желании можно целый день проспать или проваляться с книгой
Для того чтобы украсить зал ко дню закрытия, мы объявили конкурс на самый большой букет. Столовая заполняется рябиной, ромашками, медуницей, репейницей и ирисами. Этот вечер мы называем грузинской свадьбой — скорее, впрочем, для себя. Хотели, чтобы дети по очереди пели и читали стихи. Так все и начиналось. Нина с Введенским, Миша и Петя со своим хитом — «Жизнь задымись» (гениальная пародия на песни ВДВ со словами: «Мужики любят баб, бабы любят мужиков. И жизнь задыми-ись. Жизнь задымись»). Сломалось все на мальчике из шестого отряда. Ребенок с внешностью дворового хулигана, не попадая ни в одну ноту, тянул хриплым голосом: «Надежда — мой компас земной. А удача — награда за смелость». После этого началось. Микрофон ходил от отряда к отряду: читали стихи на французском, отрывок из «Евгения Онегина». Все, что знали, то и читали. И никак не могли разойтись. Как на настоящей грузинской свадьбе. Вечером показывали снятое отрядами кино.
Двенадцатый день
Фотография: Ксения Плотникова
Следующие смены в «Камчатке» начнутся в 2013 году
Вокзал города Пскова. Я быстро прохожу по вагонам и обнимаю детей. Маша — всегда бегает босиком. Соня — любит возмущаться. Миша — долго думает. Аня — строит всех на раз-два. Мика — самый умный человек на земле. Гриша — в нужный момент делает лицо ангела. Петя — долго просыпается. Мира — все забывает. Манана — часто болеет. Никола — всегда путается под ногами. Платон — ненавидит выступать на сцене. Ира — никогда не ест. Поезд трогается, я вижу щеки, прижатые к стеклу, и десяток детских ладоней. Все. Через две минуты красный состав исчезает за поворотом.
По меткому выражению психолога , взрослые чаще разговаривают не с подростками, а про них: обсуждают их будущее (или ставят на нем крест), критикуют увлечения и другими способами возводят барьеры между собой и детьми вместо того, чтобы с ними подружиться. Мы уверены, что с современными детьми (так же, как было с нами, а может, и лучше), и попросили вожатых международного детского творческого лагеря «Камчатка » рассказать, чем подростки круче нас, как найти с ними общий язык и что взрослым можно у них перенять.
Лена Ванина
сценарист и журналист
Однажды Филипп Бахтин прислал мне сообщение, точно не помню, про что оно было, но там было что-то про детей, счастье, бег в костюмах из латекса по ночному лесу и какую-то другую дурь. В общем, про всё то, что я люблю. Это было четыре года назад. Бахтин позвал меня совожатой к себе в отряд. «Камчатка» тогда была еще в Пскове. Я в жизни не общалась с подростками и не занималась воспитанием детей, мне было страшно, я не знала, как правильно с ними себя вести, но интерес победил и я согласилась. Я ехала на машине в Псков и всё время прокручивала в голове диалог со своим отрядом. Как мне с ними лучше общаться? Про умное говорить или про важное? Или побольше шутить? Или вообще оставить их в покое? Все говорят: подростки - сложные, дети - сложные. Мне всегда казалось, что это чушь. Все люди сложные. Взрослые что, простые? Точно нет. Я никогда не верила в то, что с подростками и детьми нельзя договориться. И найти с ними общий язык, донести до них какие-то вещи, которые очень важны для меня самой, показать им, что отрицание - это не всегда лучший путь, было для меня очень важным. В первые пару лет мне страшно везло: у меня был отряд, дети в котором были умнее и талантливее меня в сто раз. Работать с ними было чистое счастье. Теперь это мои друзья.
У всех вожатых свой подход к тому, как именно должен быть устроен творческий процесс. Кто-то отдает всю инициативу детям и просто немножко их направляет и помогает им. Я иногда выступаю как цербер и говорю детям «нет, это бред и так мы делать не будем». Но не потому что мне хочется, чтобы дети делали только то, что придумали мы с моими совожатыми, а потому что мне хочется задать какую-то планку. Хочется, чтобы они эту планку почувствовали и дальше им самим было бы интересно запариться, напрячься, но сделать не детскую поделку, а что-то на сантиметр выше детских поделок. Когда они понимают, что можно делать круче, у них появляется ответственность, загораются глаза, они готовы сонные ехать куда-то ночью и бродить по темной улице в поисках нужного кадра.
В этом году у меня и моих совожатых Ильи Красильщика и Максима Никанорова был совсем новый отряд, все наши дружки поступали в университет. И первые несколько дней было такое ощущение, что мы говорим с детьми на разных языках. Мы им: смотрите, вот тут творчество, искусство, мы с вами можем делать крутые штуки. А они: «Простите, а завтрак завтра снова в девять?», «А печенья когда дадут?». В какой-то момент казалось, что вообще ничего не получится. А потом мы с ними очень откровенно поговорили раза три подряд и потихоньку все включились. В последний день это были не 16 отдельных детей, а отряд, которому важно, чтобы мы пришли и поболтали с ним. А потом еще раз, и еще. И вот это настоящее счастье.
У меня нет в голове четкого ответа про то, как именно нужно общаться с детьми и с подростками. Как с людьми. Честно, наверное. В этом году я убедилась, что кричать, например, я могу только на тот отряд, которому доверяю. Когда я вижу, что всем плевать на то, что я говорю, никто не хочет ничего делать, у меня опускаются руки и я просто ухожу. Наверное, самое главное для меня в общении с ними - это разговоры про что-то важное. Я им много рассказываю про себя: про то, чего я боялась и боюсь, например. Потому что дети и подростки не особенно привыкли к тому, что взрослые бывают откровенны с ними. А когда ты говоришь - вот, смотри, я старше тебя на пятнадцать лет, а проблемы у меня по большей части такие же. Мне тоже страшно, что ничего не получится; я тоже не знаю, как сказать тому парню, что я его люблю; я тоже боюсь, что так и не пойму, что в жизни самое главное. Я - такой же. Когда они слышат такие слова, они раскрываются.
Мне очень нравится их слушать. И заниматься дурью, которой дети занимаются постоянно, а взрослые почему-то перестают. В этом году, например, с сыном одного из наших вожатых Кирилла Иванова - Васей - мы начали мерить рулеткой всё подряд: забор, куст, ухо, руку, двух девочек. И быстро поняли, что нам встречается много подобных величин. Забор 3 метра - и мотоцикл 3 метра, ухо 6 сантиметров - и лист 6 сантиметров. Мы поняли, что это друзья. Но потом нам попалась одна елка, ее высота была 2 метра 37 сантиметров. Так вот, мы обмерили весь лагерь, всю смену этим занимались, но никак не могли найти елке друга. В последний день друг нашелся. Веревка, длина которой была тоже 2,37. Искать с Васей друга для елки было для меня не менее, а может, и более важно, чем снимать кино или ставить спектакль.
В этом году ночью я показывала детям фильм «Сто дней после детства» и чуть-чуть говорила с ними про детство и про то, почему лично для меня это такое важное время. Потому что, несмотря на всю сложность взросления, на комплексы, которые из тебя лезут постоянно, на страхи и родителей, с которыми периодически приходится воевать, детство - это время, когда счастье бывает очень простым. Вот ты гоняешь в футбол с друзьями - и ты счастлив, или сидишь грустный на скамейке, а мимо девочка прошла с подругой и как-то по-особенному на тебя взглянула - и ты снова счастлив. В «Камчатке» у всех - и взрослых, и у детей - случается такое простое, но очень честное счастье. Поэтому, наверное, я туда и возвращаюсь из года в год.
Михаил Левин
редактор «Афиши»
Идеи детей из моего отряда для съемок фильма в рамках «Дня кино» по хэштегам #самоубийство, #несправедливоеобщество и #меняниктонепонимает: 1) фильмы, в которых главный герой в финале стреляет себе в голову из-за несчастной любви - 1 штука; 2) фильмы, в которых главных герой в финале топится в море, потому что «ничего не чувствует»/«ничего не может» (sic) - 2 штуки; 3) фильмы, в которых главный герой бежит от себя/общества - 2 штуки; 4) фильмы, в которых в качестве саундтрека используется музыка группы Joy Division - 3 штуки.
Как и всегда, современные подростки - толпа абсолютно непохожих, но одинаково счастливых маленьких людей. Вы запираетесь с ними на крошечном эстонском островке, и вся ваша жизнь в итоге сводится к герметичному миру из двух палаточных городков и полю ржи между ними, в который совсем не проникает шум из твоей обычной жизни. Когда я ехал туда, то собирался подумать о работе, попридумывать всякие проекты, курить бросить. Но через несколько дней всё это казалось совершенно бессмысленным, потому что в системе координат детей важнее и интереснее оказываются другие вещи.
Мне показалось, что у подростков очень хорошо настроен детектор фальши и булшита. Поэтому вы либо становитесь с ними откровеннее, искреннее и честнее, либо идете и топитесь в море. Я рекомендую первый вариант: да, вы вынуждены открываться и становиться уязвимее, но в итоге у вас формируется с ребятами уникальное пространство, где вы делитесь идеями и чувствами. Ваш общий разум. Я пока не представляю, как во взрослом мире реплицировать подобное ощущение.
Еще забавно, что у тебя выключается способность к нормальной рефлексии. Мне кажется, что ты это тоже у подростков подцепляешь. Но за счет смены перспективы многие вещи всё равно становятся яснее - я, например, в какой-то момент стал значительно меньше стесняться своих идей, бояться снобизма окружающих и прибегать к постоянному самоанализу. Надеюсь, что дети тоже.
Лиля Брайнис
организатор лагеря
Я люблю работать с подростками. Они крутые и интересные. Даже самые сложные из них. С маленькими детьми мне тяжело, потому что им в основном хочется бегать и кричать, а с подростками интересно разговаривать. Они задают неудобные вопросы, спорят, сомневаются и уже сталкиваются с теми же проблемами, что и я.
Есть несколько вещей, в которые я верю, например в честность как способ выстраивания взаимоотношений. Ты не можешь требовать от человека раскрывать душу, если сам хотя бы немножко не делаешь то же самое.
В первый день, когда мы делали вербатим, моему отряду попалась тема «Момент, когда я был счастлив». Ничего не работает, если предлагать им в первый день выворачивать душу, а самой сидеть и записывать. Я верю больше всего в общение на равных. Я не родитель и не учитель. Я здесь для того, чтобы проводить с ними время, заниматься творчеством и болтать обо всём на свете, как я болтала бы со своими друзьями.
Еще я верю, что цель на кого-то повлиять - эгоистическая и бессмысленная. Ребята приезжают на пару недель раз в году, поэтому всё, что ты можешь, - предоставить возможность, показать, что бывает как-то по-другому. И может быть, когда-нибудь кто-то вспомнит или отреагирует на твои сегодняшние слова или поступки.
Например, мы с Мишей Левиным проводили вечером разговор про гендерные стереотипы (что это такое, кто с чем сталкивался) - и это был один из самых интересных разговоров за смену. Или я им рассказывала про эксперименты Элизабет Лофтус и формирование ложных воспоминаний и объясняла, как эти механизмы работают не только на личном, но и на государственном уровне.
Вообще, пространство лагеря - уникальный хронотоп, где случается миллион всего, где нет времени на рефлексию, а есть только здесь и сейчас. Это «здесь и сейчас» наполнено смыслом и чувствами, переживаниями и опытом, который будет осмыслен потом. Это время и место, где самая правильная стратегия - просто быть, целиком осознавая себя, отдавая себе отчет, что ничего не повторится. Что будет следующий год, будет следующий лагерь и тогда будет что-то похожее, но уже совершенно другое.
Василий Шевченко
совладелец магазинов
комиксов «Чук и Гик»
Лиля Брайнис звала меня в «Камчатку» еще четыре года назад, но тогда у меня было время подумать, я включил социофоба и не поехал. После чего тайно жалел целый год. Потому в 2013-м, когда за пять дней до отъезда мне написал Илья Красильщик и предложил поехать, я взял и согласился. Я довольно много работал в зале нашего магазина, потому само по себе общение с подростками меня не очень пугало. Ну, не больше, чем общение в целом. Я и теперь каждый раз немного нервничаю, выходя на публику. А отряд - это всегда публика, которая довольно настороженно смотрит на тебя.
Раньше я думал, что подростки какие-то особо развязные и наглые. Как выяснилось, даже самый борзый хулиган внутри точно так же опаслив и даже застенчив. То, как нащупать верную интонацию в общении, мы много обсуждали с еще одним вожатым, Васей Зорким. Мне кажется, есть условно два регистра: «нижний», когда ты безоценочно разделяешь их интересы и им дико нравится, что ты взрослый чувак, а на самом деле такой же, как они; и «верхний», когда разделяешь их проблемы с позиции взрослого. Первый путь проще и иногда необходим, второй сложнее, на нем легко включить «гуру», но если удастся проскочить, то получается очень круто. Чем ты неувереннее, тем легче скатиться в «нижний», получать простую подпитку своего эго. Мне только к третьему году удалось отработать в верхнем регистре искренне, чтобы это не выглядело морализаторством. Надо признать, таких мощных ощущений от общения, как в этом году, я раньше не получал. Вообще, для меня у этого лагеря была какая-то немного голливудская драматургия, с эффектным взлетом вначале, крахом в середине, невероятной поддержкой, которая вытащила из этого краха, и могучим эмоциональным подъемом в финале. Пока кажется, что в ходе всего этого я научился быть немного более открытым и искренним.
Мне кажется что детство вообще довольно универсальная штука. Конечно, сейчас у подростков чуть больше возможностей, но эмоции от игр, обид или первой любви абсолютно такие же. Какие у них увлечения? Те же, что были у каждого из нас. Футбол, мультики, музыка, настольные игры - вспомните, чем вы увлекались в детстве, скорее всего, в этой смене «Камчатки» был ребенок с похожими интересами.
Обычно сложно предсказать, кто из детей где себя проявит. На сложнейшем дне «синематеатра», где дети фактически оказались виджеями, за наш пульт встала самая младшая девочка в отряде и зажгла так, как не смог бы я сам. Точно так же ты не знаешь, кто окажется талантливым актером, оператором, мультипликатором или просто может изображать голосом кого угодно.
Уровень романтического напряжения в лагере не зашкаливает - большинству его участников и нужно-то именно что дружить. Ну или не сильно больше. В остальном же мы просто стараемся с самого начала задавать рамки, формулировать правила и смотреть, чтобы они соблюдались. Впрочем, надо понимать: если они чего-то очень захотят, у нас нет стопроцентной возможности это предотвратить. Даже если с каждым перевозбужденным подростком ходить за ручку, в какой-то момент ты чихнешь, повернешься - а он уже сбежал. Впрочем, такие истории всегда исключение - всего того ада, что появляется в голове при словах «пионерский лагерь», у нас нет.
Кирилл Иванов
лидер группы «Самое
Большое Простое Число»
В «Камчатку» меня позвал мой друг и основатель лагеря Филипп Бахтин. Я и не раздумывал. Что может быть лучше, чем двенадцать дней заниматься с детьми всем подряд?! Снимать кино, ставить спектакли и ходить на голове.
Честно говоря, не знаю никаких предрассудков о подростках. Это трепетные, часто не знающие, куда себя деть и применить, существа. Им, как и всем на свете, нужны внимание и ласка. Взрослые хотят любить своих детей и дружить с ними, когда это им, взрослым, удобно. Детям это, конечно же, кажется несправедливым.
Мне кажется, к подросткам не надо лезть, навязываться. Ровно, весело, задорно. Надо проводить с ними побольше времени и болтать ровно о том же, о чём говоришь со сверстниками - о музыке, видеоиграх и дуракавалянии. Мы хотим, чтобы эти двенадцать дней дети провели в атмосфере дружбы, радости и бестолкового веселья, и стараемся делать с ними то, что нам самим интересно. На самом деле всем нравится придумывать и делать что-то вместе - хоть инсталляцию, хоть спектакль. С проблемами детей всё просто - их не слушают, взрослым часто не до них.
Чем нынешние дети круче, чем мы? Трудно сказать. Но крутизны у них, конечно же, больше: у них куча крутых приставок, айпэдов, игр. В детстве я мечтал бы о таких друзьях. Увлечения у них такие же, как у нас: музыка, игры, дурацкая болтовня. Всё, на чём мы росли, всё, что и мы любим по сей день.
Cтоимость путевки:
11 000 рублей для первой смены
12 000 рублей для второй
(то есть, 1000 рублей в день)
В лагере 60 детей от 12 до 16 лет
«Камчатка» возле Изборска и Пскова
Лагерь расположен недалеко от древнего русского города Изборска.
Очень близко к лагерю - горнолыжный комплекс «Мальская долина».
Поэтому, в лагере всегда есть охрана и врач, а родители всегда могут связаться с детьми по телефону. Дети могут использовать горячий душ и другие блага цивилизации.
Дети и вожатые живут в палатках, возле озера, с кострами и прочей романтикой, крытой сценой, спортивной площадкой и столовой.
Дети ставят спектакли, делают свою газету, участвуют в играх.
Два Филиппа
Бывший главный редактор журнала Esquire стал бывшим именно после того, как начал работать вожатым в этом лагере. Так же, здесь вожатым работает Филипп Дзядко, главный редактор журнала «Большой город».
Другие вожатые - выпускники Псковского гос. педагогического университета.
Фотографии: Ксения Плотникова
Дети, проживающие в Москве , отправятся в лагерь на поезде с Ленинградского вокзала в сопровождении вожатых. Родители, желающие самостоятельно доставить ребенка на место отдыха, могут воспользоваться тем же поездом Псков - Москва (отходит ежедневно вечером с Ленинградского вокзала, в пути 12 часов) или своим авто (расстояние - около 700 км).
В Псков из Москвы на автомобиле можно доехать по Новорижскому шоссе (трасса М9) и двигаться все время прямо до границы Московской и Тверской областей. Затем, никуда не сворачивая, ехать до границы Тверской и Псковской областей. В Псковской области в поселке Пустошка нужно свернуть с трассы М9 на трассу М20 (указатель с надписью «Псков»).
В Пскове вы можете воспользоваться трансфером до лагеря (входит в стоимость путевки) или самостоятельно доставить ребенка на место отдыха, предварительно уточнив маршрут у организаторов.