Проблемы освещения преступности в средствах массовой информации и профилактическая деятельность органов внутренних дел боровикова виктория валерьевна. Средства массовой информации как источник агрессии

Вооруженные нападения на школьников в Перми и Бурятии и убийство студентки ВШЭ, совершенное студентом Бауманки, всколыхнули общество. В чем причина подростковой и молодежной агрессии, стало ли больше психически нестабильных людей и что можно сделать прямо сейчас, чтобы не допустить очередной трагедии? Эти вопросы на круглом столе в «Известиях» обсудили психиатры, психологи, социологи, юристы и педагоги.

Психическая нестабильность

«Известия»: Что стоит за агрессией подростков и их деструктивным поведением - социальные причины, протест или же просто нездоровая психика?

Зураб Кекелидзе, генеральный директор ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России, главный внештатный специалист психиатр Минздрава РФ: Безусловно, то, что произошло в Перми и Бурятии, связано с психическим состоянием нападавших. Но здесь нужно говорить не только о состоянии конкретного человека, но и о ситуации в целом.

Зураб Кекелидзе

Воспитание ребенка должно быть системой, а разрыв всегда ведет к печальным последствиям. Есть различные типы личности - они давно описаны. Часть людей легко внушаемы, управляемы, другие, наоборот, стараются манипулировать другими людьми. И общество в целом должно стараться управлять поведением подростков и молодых людей. Надо создавать в школе и за ее пределами такую систему, чтобы на первом месте были человеческие ценности. Это и называется воспитанием - не только домашним, но и школьным, общественным.

Анатолий Кучерена, адвокат, председатель общественного совета при МВД РФ: Иногда складывается впечатление, что мы находимся в неком хаосе. Посмотрите, как живет муравьиное сообщество, кто какую функцию выполняет, что такое муравьиная семья. Там всё четко структурировано и иерархично. Можно кивать на несовершенные законы, несовершенную власть. Но это второстепенно. Главное - среда, в которую помещен ребенок. Первое, что он видит, - это мама и папа, если это полная семья. Обычаи, привычки, традиции, разговоры - всё это он впитывает как губка. Если в семье есть негатив, грубость, раздражение, не соблюдаются нормы приличия, со временем ребенок начнет демонстрировать повадки членов семьи.

Но это касается не только семьи. Посмотрите, кто в школах стоит на проходной, послушайте, как они разговаривают: «Ты что делаешь? Ты куда пошел?» Это сотрудники ЧОПов. Я понимаю, что других у нас нет, но почему нельзя говорить то же самое, но с улыбкой. Детей, заходящих в школу, должны встречать дружелюбные люди, не должно быть раздраженности, потому что это в любом случае влияет на поведение подростка.

А еще общество, учителя, родительские комитеты должны принять как данность, что есть определенный процент детей с психическими отклонениями. И надо думать, как с ними работать.

Мария Новикова, психолог, научный сотрудник лаборатории асоциального поведения Института образования ВШЭ: Культура кулака и иерархия, в которой прав тот, кто находится выше, есть везде в обществе. Школа как институт этого общества сейчас воспроизводит такую систему отношений.

Мария Новикова

Из семьи действительно идет многое. Исследования показывают, что среди детей, которые в школе травят одноклассников, большинство воспитывается в семьях, где присутствует насилие, причем необязательно физическое. В таких семьях «главный» имеет право давить на зависимых от него, и у них нет права голоса или защиты своей позиции. Ребенок видит, что мать зависима от отца и часто становится объектом его нападок, что мать срывается на старших детях, старшие срываются на младших. И он находит себе объект для нападения в школе. В отличие от простой агрессии травля - это всегда нападки на того, кто слабее тебя.

Яков Турбовской, педагог, эксперт по подростковой преступности: Когда я пытался выяснить причины детской преступности, то обнаружил, что в школе, где учится 800–1000 человек, есть 5–6 таких детей. Это ничтожный процент, правда? И школа, как правило, отчитывалась так: «Недосмотрели, упустили, грубо поговорили, не того дежурным поставили». Мало того, матери и педагоги объясняли произошедшее исключительно самой ситуацией: «Так сложилось и так получилось».

Я объездил все детские колонии от Чукотки до Калининграда. Удивительная вещь: когда в колонии сидит 500, 600, 1000 человек, выясняется, что у малолетних преступников есть схожие типологические характеристики.

Например, из тысячи осужденных подростков 97 характеризуются плохой успеваемостью в школе. Это значит, что у ребенка заниженная самооценка, он ищет среду, где иначе себя ведут и оценивают, где он по-другому может себя представить. Плохая успеваемость в школе - это социальный фактор формирования личности.

Более того, я из колонии посмотрел на работу школы, и выяснилось, что школа формирует детей, потенциально готовых к преступной деятельности. Ребенок приходит в школу, хочет учиться, но через два года желание у него пропадает. А человек, который не хочет учиться, потенциально готов к противоправным действиям.

Яков Турбовской

«Известия»: Значит, к каждому ребенку нужен индивидуальный подход?

Яков Турбовской: Да. Но невозможно обеспечить индивидуальный подход учителя к ученику, не обеспечив индивидуального подхода к учителю. Мы ни одного учителя индивидуально не формируем: сдал экзамены - учитель. Да какой он учитель? Он не умеет дисциплину держать, отношения строить. Правительство до сих пор не может осознать, что не экономика определяет бытие народа, а образование и культура. Отсюда вытекает самая главная вещь. Мы пытаемся сэкономить на том, на чем экономить нельзя.

«Известия»: Стало ли в подростковой среде больше психически нестабильных детей?

Яков Турбовской: Конечно!

Зураб Кекелидзе: Да. И объясню причины этого.Если говорить системно, то забота о ребенке должна начинаться за месяц до подачи родителями заявления в загс.

Но по статистике 18% курящих женщин, узнав о беременности, не бросают курить, и дети рождаются с никотиновой зависимостью. В женских консультациях должны быть дни, которые касаются мужчин. Знания женщин о мужчинах и мужчин о женщинах просто дремучи. Суррогатное материнство - отдельная проблема, потому что суррогатная мать в первую очередь хочет заработать. Через пять лет после того, как мы соприкоснулись с этой проблемой, мы поняли, что давать им деньги на пропитание не следует - нужно приносить готовые скоропортящиеся продукты, потому что они на еде экономят! Следовательно, страдает плод. Он для нее - лишь способ заработать деньги.

То же самое касается донорских яйцеклеток и спермы. Никто ведь серьезно не интересуется наследственностью доноров.

Психиатры и неврологи говорят, что достижения акушерства и гинекологии - это их головная боль. Научились выхаживать 600-граммовых детей, работают сердце и легкие. Но при искусственном оплодотворении формирование нервной системы происходит вне утробы матери, что имеет свои последствия.

От нуля и старше

«Известия»: Можно ли как-то снизить процент психически нездоровых детей?

Зураб Кекелидзе: Сейчас психиатр осматривает ребенка профилактически с трехлетнего возраста, до трех лет - невролог. Но есть расстройства, которые видны с первого года жизни. Поэтому нужно, чтобы профилактические осмотры психиатра были и в раннем возрасте.

Помимо этого, в детском саду обязательно нужен психолог. Если у ребенка есть определенные отклонения, нужен совершенно другой подход в воспитании. Психолог в детском саду должен наблюдать за детьми, за их поведением: играет один, играет с другими - масса факторов, которые обязательно надо учитывать.

Мы сейчас стараемся ввести в школе предмет «психология». Лет 10 назад мы собирали директоров школ ЦАО Москвы. Я спросил, с какого года нужен такой предмет. Я предполагал, что с пятого. Они сказали: «Нет, с третьего». «Траву» приносят в четвертом, а то и еще раньше.

«Известия»: Когда уроки психологии появятся в школьной программе?

Зураб Кекелидзе: Наш центр уже написал учебники по психологии с 3-го по 11-й класс. Есть рабочие тетради для учеников с вопросами и ответами. Всё передано в Российскую академию образования и детскому омбудсмену Анне Кузнецовой на рецензирование. К концу февраля мы рассчитываем получить рецензию, чтобы внести правки. После этого мы намереваемся отдать пособия в Минобразования. А уже после оценки Минобра можно будет внедрять. Но ведь еще нужны те, кто будет обучать. И для них тоже нужны учебники. Это мы будем делать совместно с Минобром.

Написана и другая программа - для курсов повышения квалификации учителя раз в пять лет. Всё это нуждается во внедрении. В школе должны быть люди, которые будут помогать ребенку взрослеть.

Яков Турбовской: Произошло страшное событие - ученики порубили друг друга. Что еще должно произойти, чтобы кричали: «Караул, пора что-то делать!» Я согласен с тем, что вы предлагаете.

«Известия»: В необходимости психологов никто не сомневается. Но, возможно, подростки отказались бы от вооруженных нападений, если бы знали о юридических последствиях.

Анатолий Кучерена: К тому, что мы видим сегодня, приводитстрашнейший правовой нигилизм и правовая неграмотность. Все беды в нашем обществе - от самого низа до самого верха - из-за того, что мало кто разбирается даже в элементарных вопросах. В рамках работы общественного совета при МВД России мы проводили встречи со школьниками и учителями на предмет знания Конституции.

Анатолий Кучерена

«Известия»: И каков уровень?

Анатолий Кучерена: Конечно, они готовились, но уровень их знаний - это действительно проблема. Это касается не только учеников - это касается всех. За свою профессиональную деятельность я провел немало дел и могу сказать, что человек терпит поражение только потому, что он не знает своих прав. Это касается и уголовных, и гражданско-правовых дел. Он не знает, что и как сказать, как себя защитить от оппонента.

«Известия»: Сейчас во многих регионах из-за сокращений в системе МВД исчезает должность инспекторов по делам несовершеннолетних. Нехватка инспекторов могла стать одной из причин нападений?

Анатолий Кучерена: Понятно, что инспектор выполняет профилактическую функцию, но постановка на учет не всегда справедлива, и возникает протест. Мы разбирались в некоторых ситуациях, когда несовершеннолетнего ставят на учет, потому что он залез на какую-то трубу. Это тоже неправильно. Я не считаю, что нужно сокращать инспекторов по делам несовершеннолетних, потому что они выполняют важную миссию. Но они тоже в непростом положении. Инспекторы говорят: «Как мы пойдем в семью? Кто нас пустит? Как мы можем что-то предотвратить?» Здесь комплекс проблем и нужен системный подход.

Можно ли было избежать трагедии?

«Известия»: Если бы в этих школах - в Улан-Удэ и Перми - были качественные профессиональные психологи, они бы могли предотвратить нападения?

Мария Новикова: Статистика показывает, что около 3/4 «школьных стрелков» по всему миру являлись жертвами травли или школьного буллинга, достаточно длительного и жесткого. Эту тему мы как педагоги, психологи и представители сопредельных профессий не можем не затрагивать. В школе она сейчас стоит очень остро.

В Институте образования НИУ ВШЭ буквально месяц назад закончили собирать данные исследования по регионам. Среди 1,5 тыс. опрошенных ни разу с травлей в качестве жертвы не сталкивались только 30%. 2/3 с этим сталкиваются, кто-то чаще, кто-то реже.

Мне было бы странно говорить, что психологи в школах не смогли бы исправить ситуации. Но здесь предполагается работа психолога, очень отличная от той, которую мы имеем в системе образования. К сожалению, несколько лет назад должность психолога перестала быть необходимой в штате школ. В школе Улан-Удэ его не было. Но даже если психолог есть, то, как правило, на него приходится более чем 1 тыс. детей.

Что он может сделать даже при самой высокой квалификации? Помимо всего прочего, у него много бумажной административной работы. В итоге он проводит тестирование в начале года, тестирование в конце года и делится результатами с родителями на собраниях. Бывает, что никуда дальше эти результаты даже не идут.

В мире существуют эффективные программы по работе с травлей на уровне школы, со школьным насилием. Они охватывают все элементы школьного сообщества, работу с родителями, с учителями, что тоже очень важно.

«Известия»: Появятся ли такие программы в российских школах?

Мария Новикова: Мы очень надеемся, что антибуллинговые программы будут введены в ближайшее время. Они работают во многих странах, в Скандинавии уже 30 лет.

Российская программа сейчас на этапе разработки. Нельзя взять иностранную и механически перетащить. Мы должны проводить исследования по всей России, должны понимать, на чем концентрироваться. Очень надеюсь, что в ближайшие два года наши программы начнут работать.

Говорить и показывать

«Известия»: Надо ли говорить о нападениях в школах? Есть мнение, что чем больше это обсуждают в СМИ, тем выше риск, что трагедия повторится.

Зураб Кекелидзе: Каждый год в Институте имени Сербского в День психического здоровья мы проводим семинары для СМИ. Общество реагирует на такие трагедии в зависимости от того, как освещаются события. Никто не говорит, что нужно говорить неправду, категорически нет. Но есть понятие «щадящий». Очень важно, как всё подается. Ведь кто-то захочет и повторить.

Яков Турбовской: Есть еще одна причина происходящего.С экрана телевизора кровь льется бесконечно, цена человеческой жизни стала ничтожной. В какие игры играют наши дети? Куда мы движемся, какое общество строим, чего хотим, чем гордимся? У нас нет ни одного педагога сегодня, чье имя было бы значимым для всего народа. За 20 лет мы не создали произведений искусства о герое нашего времени. Да и кто этот герой? Школа проигрывает телевидению. Мы не можем ему противостоять. Я не перестаю кричать, что нужно системное решение. Государство должно вмешаться. Ругаться нельзя, курить нельзя, а кровь на экране проливать - пожалуйста. Я бы очень хотел, чтобы мы видели за деревьями лес, видели, что этот конкретный случай высвечивает наше социальное неблагополучие.

Сетевой контроль

«Известия»: Могут ли вызывать агрессию определенные группы в соцсетях? Может ли виртуальное насилие превратиться в реальное?

Наталия Минаева, психолог, преподаватель Института отраслевого менеджмента (ИОМ) РАНХиГС: На мой взгляд, много времени в социальных сетях в основном проводят дети, которые недополучают чего-то в семье - того же внимания. Родителям некогда ребенка выслушать. Мама работает, занята бытовыми вопросами, папа тоже много работает или пьет. Дети в социальных сетях общаются, компенсируя недостаток любви и внимания в семье.

Наталия Минаева

Я преподаю в Президентской академии психологию и психодиагностику. И могу сказать, что психологическая грамотность у нас на нуле. Ребята в 17–18 лет приходят в вуз и не знают даже основного - четырех типов темперамента человека. Когда я спрашиваю, есть ли психолог в школе, примерно 60% ребят отвечают, что психолог был и проводил профориентацию. Остальные даже не знают, что в школе есть психолог. На вопрос: «Обращались ли к школьному психологу в случае возникновения проблем?» большинство ребят отвечает отрицательно.

У меня уже взрослая дочь, она, как и большинство молодежи, время от времени общается с друзьями в сети «ВКонтакте», а потом рассказывает мне, что кроме новостей она видит в этой социальной сети фотографии со сценами насилия. Даже на взрослого человека такие фотографии оказывают крайне негативное воздействие, травмируют психику. А что тогда говорить о психике подростков? Почему никто не контролирует социальные сети?

Мария Новикова: Как только произошли нападения на школы в Перми и Бурятии, многие стали говорить, что нужно ввести вход в интернет по паспорту. Что нельзя пускать подростков в интернет раньше 15-летнего возраста. А как их можно туда не пустить?

Но я согласна, что должна быть фильтрация контента, потому что расчлененку видеть хотят далеко не все.

Мария Новикова: Здесь опять возникает вопрос об отношениях родителей и детей. Если у них доверительные отношения, они могут разговаривать, родитель это может использовать, как бы странно это ни прозвучало, себе на пользу. Есть шанс, что ребенок придет к маме и скажет: «Я у одноклассника кое-что видел, посмотри».

Родитель должен быть готов к любой информации, к любому разговору. И может быть, тогда он успеет помочь и предотвратить трагедию. Почти всегда те, кто нападает в школах, так или иначе предупреждают заранее: иногда прямо говорят, иногда намеками.

Зураб Кекелидзе: А еще - поведением.

Мария Новикова: Когда в 1998 году была стрельба в Колумбайне, интернет был на низкой стадии развития. Но ребята, которые устроили стрельбу и потом сами застрелились, переписывались на протяжении нескольких месяцев, обсуждая подготовку к этому. Никто не придал значения.

Наши ребята тоже переписывались, в Сети были предупреждения: «Не ходи завтра в школу, мясо будет». И тоже никто на это не обратил внимания, поэтому не будем строить иллюзий в отношении себя. Хотя 20 лет прошло.

«Известия»: Зураб Ильич, вы выезжали в Пермь и Улан-Удэ. Что там было сделано не так, какие моменты упустили?

Зураб Кекелидзе: В Перми один из нападавших состоял на учете у психиатра, и никто не предполагал, что это может случиться. Речь идет не о том, как они в школу проникли, а о том, что они договорились это сделать.

Еще я спрашивал, но не получил ответа: преподается ли использование интернета как предмет в школе? Есть информатика, но что творится в интернете, какие там есть сайты, насколько я знаю, в школе никто не рассказывает. Но интернет - это отдельный мир. Обязательно нужно научить ориентироваться в нем. Можно показать дорогу, куда идти, а куда ходить нельзя.

Мария Новикова: Это нужно, поскольку существует кибербуллинг, есть множество людей со склонностью к педофилии, которые находят себе жертв в соцсетях. Ребенку необходимо сообщить простые правила. Самое главное: всё, что ты выложил в Сеть, будь то фото или слова, перестает принадлежать тебе.

Не читайте дневников

«Известия»: Каковы признаки проблемных детей?

Наталия Минаева: У них, как правило, проблемы с межличностной коммуникацией. Это может быть и гиперактивность - ребенок не может долго усидеть на месте. Или замкнутость. По поведению всегда видно.

«Известия»: Что можно посоветовать родителям и детям, как противостоять буллингу?

Мария Новикова: Больше половины родителей не знают, что их детей травят в школе. Здесь очень большую роль играет классный руководитель, важны отношения родителя с ним, чтобы можно было прийти и поговорить. Ведь в современной школе он проводит с ребенком больше времени, чем родная мама.

Еще один совет: все силы и внимание нужно направлять на то, чтобы выстроить и сохранить доверительные отношения с ребенком. Не взламывайте страницы детей в соцсетях, не читайте дневников без разрешения детей.

Идеальный вариант, к которому стоит стремиться, таков: когда заводится страница, родитель имеет право как лицо, несущее юридическую ответственность за ребенка, сказать: «Мне нужны пароли. Клянусь, что использую их только в ситуации, связанной с вопросами жизни и смерти». Бывает, что дети пропадают, и непонятно, как их искать. В этой ситуации родитель может заходить в переписки, но если у них есть просто желание следить за тем, что в жизни ребенка происходит, это уже не самый честный путь.

Крайне желательно, чтобы ребенок родителя «зафрендил». Если по каким-то причинам ребенок говорит, что это невозможно, можно попросить взрослого друга, члена семьи, с кем у ребенка доверительные отношения. Пусть он его «френдит», и если будет происходить что-то вопиющее, с точки зрения взрослого, он даст знать.

А еще для ребенка важно, насколько в семье принято говорить о переживаниях, эмоциях. Когда кому-то плохо, приходит ли он, делится, ищет ли поддержки у членов семьи.

Клочкова А.В., кандидат социологических наук.

Террористические акты в США привели к определенной переоценке ценностей как в самой Америке, так и во всем мире. Изменилось, в частности, отношение к нравственному содержанию культуры, акцент был перенесен на созидательное начало. В долгий ящик были отложены произведения, переполненные живописанием насильственных сцен, несущие в себе разрушение личности. После 11 сентября 2001 г. Россия оказалась в числе первых по показу фильмов, изобилующих сценами насилия и жестокости. Даже захват Театрального центра чеченскими террористами и трагическая гибель заложников ни к каким позитивным сдвигам не привели. Во всем мире существуют корпоративные хартии журналистов, основной заповедью которых является принцип "Не навреди". В России же журналистам, как правило, неведомы ответственность и самоограничение. Напротив, превалирует явное стремление в погоне за сенсацией выдать любую шокирующую информацию, не задумываясь о ее проверке. Побороть искушение стать действующим лицом чрезвычайной ситуации крайне сложно. Далеко не все журналисты осознают необходимость анализировать возможные последствия своей профессиональной деятельности, в частности воздействие на общественное сознание. При этом любое выступление против засилья жестокости, насилия и безнравственности в СМИ пытаются объявить посягательством на свободу слова, массовой информации, на свободу творчества и самовыражения. В то же время специалисты в области теории воздействия обеспокоены интенсивным информационным загрязнением окружающей среды, представляющим угрозу духовной безопасности нашего населения.

В последнее время наиболее популярными стали сериалы и художественные фильмы, главными героями которых являются представители криминального мира. Уже не вызывает сомнений политическая ангажированность многочисленных телевизионных проектов криминальной проблематики. Иначе чем можно объяснить засилье на телеэкране сериалов о "тяжелой" жизни преступных авторитетов, бандитов, воров, "братков" и околокриминальных слоев населения? Характерной чертой этих произведений является исключительная правильность и порядочность главных героев, в отличие от милицейских сериалов, в которых представители Фемиды зачастую и выглядят, и ведут себя нелицеприятно.

Впервые проблема сращивания криминального мира и власти была поставлена в "Ворах в законе" (1988). В качестве примера последних лет, где правоохранительные органы уже открыто служат бандитам, можно привести следующие картины: "Ширли-Мырли", "День рождения Буржуя", "Бандитский Петербург", "Линия жизни". Правда, затмил все вышеназванное новый сериал "Бригада". Блестяще подобранный состав актеров, злободневная проблематика, захватывающая сюжетная линия, профессиональная режиссерская работа и берущее за душу музыкальное сопровождение подняли его рейтинг до небывалых высот и привели к телеэкранам миллионы телезрителей. Чему может научить молодежь этот фильм? Ответ однозначен - агрессии. Известно, что агрессивное поведение не является врожденным, а приобретается в процессе научения, а наблюдение сцен агрессии повышает общий уровень насилия в обществе. Учеными-криминологами как прогнозировались, так уже и подтверждаются факты создания в регионах бригад и совершения ими отдельных преступлений, аналогичных изображенным в сериале.

Что же привлекает в образе главного героя? Естественность (С. Безруков не играет, а живет этой ролью), обаяние, душевность, благородство, преданность, сила духа, умение отвечать за свои поступки и брать ответственность на себя - и это лишь основные качества, в первую очередь бросающиеся в глаза, при этом трудно выделить хоть какие-либо его недостатки. Главный герой предстает перед нами как преданный друг, любящий муж и отец. Основной акцент делается на высокодуховные качества его натуры так, что мы забываем, что речь идет о преступнике. Этому способствует еще и тот факт, что основные преступления остаются за кадром, а перед нами разворачиваются в основном лишь высокие взаимоотношения в среде бандитов. В то же время отрицательным героем, его антиподом выступает представитель правоохранительных органов, образ которого настолько отвратителен, что еще более оттеняет блеск главного героя. Итак, налицо, с одной стороны, объект для подражания, а с другой - явное противопоставление двух полярных типов: образа врага народа, преследователя и обидчика обывателя в лице представителя правоохранительных органов и "светлого" образа преступного авторитета. Данная тенденция характерна как для телевизионных программ, так и для газетных публикаций, где сотрудники правоохраны, как правило, представляются корыстными, продажными, использующими в личных целях свое служебное положение и обирающими граждан, а "братки" и "паханы" предстают перед нами в обличье защитников обездоленных, убогих либо пострадавших от конкурентов, официальных властей или тех же правоохранительных органов. Чаще всего дифирамбы звучат из уст журналистов в адрес "воров в законе", руководителей преступных сообществ, "крестных отцов" российской мафии. Таким образом, такие фильмы, как "Бригада", вызывающие повышенный общественный интерес, с точки зрения криминологии, играют крайне негативную социальную роль, т.к. романтизируют образы представителей криминального мира, представляют их в качестве образца для подражания и дискредитируют работников правоохранительных органов.

А как к проблеме героя нашего времени и к страсти демонстрации в СМИ разнообразных аномалий и патологий относятся сами деятели культуры? "Нет сегодня героя, - считает Л. Филатов, - а то, что нам преподносится под этим соусом, - это маленькие параметры благородства. Чуть человеческого в нечеловеке" <1>. В своем интервью всеми любимый артист обращает внимание и на последствия этого шквала негативной информации: "...количество пошлых и бездарных произведений множится с такой удручающей скоростью, что скрыться от них невозможно... Это ужасно, это формирует вкус нации". Данное высказывание еще раз подтверждает тот факт, что не только спрос рождает предложение, но и в не меньшей степени предложение способствует появлению и формированию самого спроса. И то, что мы вынуждены потреблять в качестве информации, переделывает и трансформирует нас самих, оказывая влияние и на наше подсознание. Постоянные убийства, катастрофы, трупы сыплются на нас как из рога изобилия с телеэкранов и из периодических изданий. "Нельзя приучать мозги к тому, что это норма. Лучше этому сострадать", - отмечает Л. Филатов и добавляет, что внутренний ограничитель - "это привилегия людей талантливых".

<1> Время дураков уходит? // Аргументы и факты. 2002. N 38. С. 17.

В настоящее время специалистами фиксируется процесс нарастающей криминализации общественного сознания. Это связано с криминогенной деформацией ценностно-нормативной системы общества, размыванием и девальвацией социально позитивных ценностей, установок, стереотипов поведения, нравственных идеалов людей. Он сопровождается широким распространением среди законопослушных слоев населения антиобщественных взглядов, представлений и установок, допускающих, оправдывающих, поощряющих, либо открыто провоцирующих нарушения уголовно-правовых запретов. В общественном мнении культивируются ценности и нормы криминальной среды, стереотипы правонарушающего, в том числе преступного поведения, якобы оправданного материальными, моральными, социальными, экономическими, политическими и иными соображениями <2>.

<2> Подробнее см.: Клочкова А.В., Пристанская О.В. Информационные предпосылки криминализации сознания. Вестник МГУ. Серия "Право" С. 27 - 38.

Проводимое нами начиная с 1995 г. криминологическое исследование представляет собой длящееся изучение материалов прессы, опубликованных в некоторых наиболее популярных печатных изданиях <3>. Целью его является подтверждение гипотезы о том, что средства массовой коммуникации оказывают криминогенное (то есть порождающее преступность) влияние на массовое сознание, причем это влияние является целенаправленным и достаточно интенсивным.

<3> Изучались, в частности, публикации газет: "АиФ", "Известия", "Комсомольская правда", "Московский комсомолец", "Российская газета", "Мегаполис-Экспресс", "Криминальная хроника" и др.

Помимо изучения прессы в исследовании применялся метод анкетного опроса нескольких категорий граждан, что позволило подтвердить гипотезу о негативном социально-психологическом влиянии СМИ на большинство опрошенных. Так, в числе социальных факторов, оказывающих влияние на криминальную ситуацию современной России, более 60% опрошенной нами студенческой молодежи указали на распространение СМИ материалов, пропагандирующих культ жестокости, насилия и сексуальной распущенности. На вопрос о том, какие чувства вызывают у вас и вашего окружения публикации и передачи средств массовой информации, посвященные проблемам преступности, школьники - учащиеся старших классов одной из московских школ, студенты МГУ им. М.В. Ломоносова и их родители дали следующие ответы (см. таблицу 1).

Таблица 1

Как видно из представленной таблицы, у значительной части респондентов из каждой группы опрошенных, соответствующие материалы СМИ вызывают не только негативные эмоции, но и побуждения к антиобщественным актам поведения по отношению к окружающим.

Из числа опрошенных студентов лишь каждый шестой полагает, что публикации и передачи средств массовой информации улучшают криминогенную ситуацию в обществе, а каждый третий считает, что они помогают вскрывать причины преступности. Остальные из данной категории опрошенных расценивают влияние СМИ на реальные возможности противостояния общества преступности как негативные. Практически каждый второй связывает с их деятельностью усугубление напряженности в обществе, а каждый третий - усложнение работы правоохранительных органов.

Каждый четвертый отмечает, что преступность изображается средствами массовой информации как обыденное явление, нечто неизбежное для определенного этапа развития общества. Возможно, результатом такого влияния СМИ и становится некоторое снижение социально-психологической напряженности, однако наряду с этим оно способствует привыканию к преступности, формированию неоправданной терпимости по отношению к ней. Тем самым в обыденном сознании снимаются психологические барьеры, стоящие на пути нарушения уголовного закона, препятствующие переходу на путь совершения преступлений.

В настоящее время проходит второй этап исследования, заключающийся в изучении материалов периодических изданий по нескольким направлениям, в том числе на предмет пропаганды культа жестокости и насилия <4>. Определенный интерес представляет мнение по этому поводу студенческой молодежи, т.к. результаты негативного воздействия СМИ в первую очередь проявляются на еще не сформировавшейся психике и сознании молодых людей. 120 студентов юридических факультетов МГУ им М.В. Ломоносова и МГПУ дали свои определения этим понятиям, которые можно систематизировать по нескольким основным направлениям (см. таблицу 2).

<4> Исследование проводится совместно с НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ.

Таблица 2

Пропаганда СМИ
насилия	%	жестокости	%
1. Призыв применения насилия как лучший способ разрешения конфликтов путем демонстрации сцен любого вида насилия (физического, морального, психологического), либо подачи аналогичной информации, сопровождающейся комментарием (часто скрытым, побуждающим к насильственным действиям) или без него.	50,8	1. Призыв к беспричинной агрессивности по отношению к человеку, обществу, государству, через демонстрацию жестокого поведения как способа решения проблем.	27,3
2. Демонстрация способов совершения жестоких преступлений, фото- и видеоматериалов, художествен- ных фильмов, изобилующих насильственными сценами в качестве, закономерности и нормы нашей жизни.	18,3	2. Демонстрация художественных фильмов, рекламных роликов, мультфильмов, создание сайтов, освещающих кровавые преступления, различные акты жестокости, сцены истязаний, а также создание образа супергероя, добивающегося своей цели через жестокость.	20,9
3. Культ грубой силы в СМИ как средство решения любых проблем, пренебрежение к выбору средств, "инициация агрессии".	14,2	3. Стирание грани между нравственным и безнравственным в обоснование принципа "Кто сильнее - тот и прав", настрой общественных масс на антигуманное поведение.	15,5
4. Создание условий, позволяющих упрощенно относиться к явлениям, противоречащим основам морали и нравственности через влияние на психику "жестоких" образов и внушение на подсознательном уровне преимуществ выбора насильственной модели поведения.	10,8	4. Намеренное провозглашение жестокости как нормы повседневной жизни.	7,3
5. Пропаганды насилия не существует, т.к. демонстрация сцен насилия является отображением реальности и не оказывает воздействия в качестве призыва для подражания.	5,8	5. Пропаганды жестокости не существует, т.к. демонстрация актов жестокости является закономерным отражением жестокой реальности.	5,5

Пропагандой жестокости в СМИ, по мнению большей части опрошенных, является призыв к беспричинной агрессивности по отношению к человеку, обществу, государству, через демонстрацию жестокого поведения как способа решения проблем (27,3%). Данное определение является своего рода обобщением первого и второго определений пропаганды насилия.

Несколько меньшая группа студентов суть этого понятия видит в демонстрации художественных фильмов, рекламных роликов, мультфильмов, создании сайтов, освещающих кровавые преступления, различные акты жестокости, сцены истязаний, а также создании образа супергероя, добивающегося своей цели через жестокость (20,9%). Данный подход тесно сопряжен со вторым определением пропаганды насилия.

В основу третьего понимания положены такие понятия, как "мораль" и "нравственность": стирание грани между нравственным и безнравственным в обосновании принципа "Кто сильнее - тот и прав", настрой общественных масс на антигуманное поведение (15,5%). Это определение частично соответствует четвертой дефиниции пропаганды насилия.

В пропаганде жестокости видят ее намеренное провозглашение как нормы повседневной жизни 7,7% студентов. Наименьшая доля респондентов (5,5%) вообще считает, что пропаганды жестокости не существует, т.к. демонстрация актов жестокости является закономерным отражением жестокой реальности. Очевидно, что как бы ни была жестока сама жизнь, она не может оказывать столь сильное криминогенное влияние на сознание молодежи, как СМИ, обрушивающие на зрительско-читательскую аудиторию непомерные объемы информации разом и в концентрированном виде.

Соответственно 5,8% опрошенных не усматривают какой-либо пропаганды насилия в СМИ, т.к. демонстрация сцен насилия, по их мнению, является отображением действительности и не оказывает воздействия в форме призыва для подражания. Это свидетельствует о наличии определенной группы молодежи, адаптировавшейся к современной криминальной обстановке, расцвету демонстрации насилия и жестокости на телеэкране, в периодических изданиях, художественных произведениях и литературе, ведущему к привыканию и невосприимчивости аудитории к человеческим страданиям, снижению ценности человеческой жизни.

Около четверти опрошенных студентов (23,6%) считают, что пропаганда насилия и пропаганда жестокости в СМИ - это тождественные понятия. Следует отметить, что и для основной массы студентов, не отождествляющих указанные понятия напрямую, характерно непонимание каких-либо значимых различий между ними при формулировании собственных дефиниций.

Сведенные в таблицу определения наглядно показывают, что в сознании молодежи понятия пропаганды насилия и жестокости в СМИ практически отождествляются даже при проявлении попыток их разграничения. Более того, пропаганда насилия, как правило, определяется через жестокость, как, впрочем, и пропаганда самой жестокости - через насилие. Ни один из студентов не увидел различий в глубине содержания понятий.

Представляется, что сопоставляемые понятия можно разграничить по следующим основаниям. Насилие не всегда жестоко, т.к. может совершаться во благо человека и преследовать гуманные цели. В то же время жестокость всегда насильственна и может проявляться как в физическом, так и в психологическом и духовном давлении на личность. То есть насилие - более узкое понятие, и хотя насилие, как правило, сопровождается жестокостью, пропаганда насилия несет в себе меньшее зло для восприятия. Пропаганда жестокости, напротив, имеет большую смысловую нагрузку и является более пагубной с точки зрения влияния на общественное сознание в целом и молодежное в частности. Поскольку речь идет о пропаганде как насилия, так и жестокости, мы можем говорить о популяризации в СМИ жестокого насилия и насильственной жестокости, что не является тавтологией и имеет двойной эффект с криминологической точки зрения.

18,3 процента опрошенных считают пропаганду насилия демонстрацией жестокости в качестве естественной закономерности. Таким образом, практически каждый пятый студент обвиняет СМИ в целенаправленной пропаганде насилия.

Основываясь на студенческих определениях, можно выделить основные способы негативного воздействия на общественное сознание, формирующие либо повышенную агрессивность по отношению к окружающим, либо, напротив, духовное очерствение, невосприимчивость к чужой боли:

призыв к применению насилия, беспричинной агрессивности по отношению к себе подобным или "инициация агрессии";
излишне детализированная демонстрация насильственных актов расправы над жертвами преступлений;
намеренное акцентирование внимания аудитории на жестоких, насильственных действиях как норме повседневной жизни;
культ грубой силы в СМИ, создание жестокого образа супергероя, пренебрегающего выбором средств для достижения поставленной цели;
стирание грани между нравственным и безнравственным в межличностных отношениях.

На втором этапе исследования в течение месяца (сентябрь - октябрь 2002 г.) изучались публикации следующих популярных изданий: "Московский комсомолец", "Аргументы и факты", "Российская газета", "Мегаполис-Новости", "Жизнь", "Криминал". Количественный анализ показал, что за 30-дневный период в указанных источниках опубликовано 198 публикаций, демонстрирующих физическое насилие, 36 - сексуальное, 13 - психологическое, в 12 - описывались акты самоубийств (психическая агрессия), в 19 - присутствовала угроза насилия и жестокости. В 92 статьях демонстрировался сам процесс совершения насилия, а в 86 - лишь результаты его применения (имеются в виду ранения, смерть, телесные повреждения).

В каких же формах нам преподносится этот животрепещущий материал: в информационной - 132 публикации, просветительской, с излишней детализацией - 30, в качестве разрушительного ознакомления с устрашающими подробностями - 36, в форме сенсации как способа привлечения аудитории - 27, иронической, с элементами ерничества - 13.

Содержательный анализ материалов периодических изданий позволяет выделить те подходы к освещению проблем преступности и противодействия ей, которые оказывают потенциальное криминогенное влияние на формирование общественного мнения. Основная масса изученных публикаций на данную тему вольно или невольно способна производить эффект "массового устрашения", создается замкнутый круг нарастающего пессимизма в обществе. Такому восприятию способствуют многочисленные натуралистические живописания в популярных изданиях жестоких, садистских способов совершения преступлений, в том числе сопровождающихся некрофильными и каннибалистскими действиями по отношению к жертвам насилия.

Несмотря на неоднозначность заключений на этот счет психологов, в среде специалистов по информационному воздействию преобладает мнение о том, что такого рода публикации способны произвести разноплановый эффект на разные категории читателей. У одних циничные, с элементами некрофильного смакования описания насильственной смерти могут вызвать нездоровое агрессивное возбуждение, у других - способствовать формированию душевной черствости и невосприимчивости к чужим страданиям, девальвируя ценность человеческой жизни в целом. Такая реакция наиболее характерна для лиц с неустойчивой психикой, включая подростков. Не случайно на IX Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями особое внимание уделялось связи преступности среди несовершеннолетних (и в первую очередь преступлений подростков с применением насилия) с "представлением, формируемым современными средствами массовой информации". Подчеркивалось, что именно в результате такого влияния СМИ меры, применяемые в отношении подростковой преступности, оказываются неэффективными.

У определенной части читательской аудитории возможна реакция вынужденного привыкания к разгулу преступности как неотъемлемому атрибуту жизни. Это способствует неадекватному отображению в массовом сознании общественной опасности различных преступлений и повышению толерантности по отношению к преступникам. Возможно, именно общей эскалацией насилия как в реальной жизни, так и в ее изображении СМИ объясняется выявленное нашим исследованием неожиданно терпимое отношение студентов к лицам, причинившим тяжкое телесное повреждение, совершившим умышленное убийство. Каждый восьмой проявил желание дружить с убийцами или лицами, виновными в тяжком насилии <5>. Массированное засорение сознания зрителей и читателей сценами, связанными с физическими расправами, жестокостью и садизмом, способно породить у людей ощущение безысходности, беспомощности перед угрожающими криминальными посягательствами, гипертрофированное чувство страха перед преступностью, особенно уличной и насильственной.

<5> Подробнее см.: Клочкова А.В., Пристанская О.В. Информационные предпосылки криминализации общественного сознания. Вестник МГУ. Серия "Право" // 1999. Клочкова А.В. Правосознание студенческой молодежи. М.: Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 1998. N 1. С. 82.

Для большей наглядности и устрашения некоторые журналисты применяют специальные нововведения: на страницах, где помещены наиболее ужасающие подробности преступлений, алым цветом выделяются разбрызганные капли крови убиенной жертвы; в определенных изданиях практически все публикации независимо от содержания сопровождаются фотографиями полуобнаженных девушек, как правило, в непристойном виде; подробнейшее описание малейших нюансов совершения преступлений, особенно на сексуальной почве, преподносится читателю в виде художественно-порнографического повествования. Это касается и материалов, связанных с изнасилованием несовершеннолетних. Причем преподносится информация с таким смакованием мельчайших подробностей, что возникает естественное сомнение в психическом здоровье их авторов. Данные публикации могут быть рассчитаны лишь на лиц с психическими отклонениями, ибо если психически уравновешенный человек увлечется подобным чтивом, это незамедлительно скажется на его сознании.

Явно излишний натурализм присутствует и в самих заголовках, рассчитанных на привлечение читательской аудитории ("Крымские людоеды, или Ужин из печени", "Девушку выпотрошили в детском саду" и др.). Зачастую тяжкие преступления описываются с иронией, юмором. Так, например, материал, описывающий преступность, связанную с похищением женщин и садистским превращением их в "двуногих лошадок", участвующих в скачках вместо лошадей и ублажающих арабских миллионеров, назван "Девки скачут наперегонки".

Не следует, по нашему мнению, выделять в заголовки и в подзаголовки информацию о наиболее негативных всплесках человеческой натуры, тем более на групповом или социальном уровне, как, например: "Молодежь Московской области ненавидит Москву и москвичей" или "Нам грозит стихийное воспроизводство фашистского движения". На страницах периодических изданий насилие не только демонстрируется при помощи различных форм изображения вплоть до иронической, сатирической и развлекательной, но постоянно преподносится нам в качестве угрозы тех или иных страшных грядущих событий. Ярким примером может служить следующее высказывание автора одного из наиболее популярных изданий: "...в ближайшее время следует, судя по всему, ожидать погромов, побоищ и драк куда более масштабных и, возможно, более организованных, чем те, что были на Царицынском рынке, на Манежной площади и у памятника Маяковскому". Создается впечатление, что одной из основных задач представителей СМИ является постоянное поддержание в обществе атмосферы страха и безысходности.

Психологи, социологи и криминологи констатируют всплеск агрессивности среди детей и подростков. Об этом свидетельствует и тот факт, что в последнее время среди школьников становится модным ритуал празднования дня рождения, во время которого именинник получает столько жестоких ударов, сколько ему исполнилось лет. Наша страна стремительно догоняет некоторые "благополучные" европейские державы, где садизм в школах давно уже стал нормой. Так, 80% немецких преподавателей вынуждены констатировать у своих учеников склонность к измывательствам, практикующимся в тюремной среде. И эти дети очень часто бывают более жестокими, чем взрослые, т.к. в своей жестокости они, как правило, готовы идти до конца. Об этом свидетельствуют многочисленные зарубежные художественные фильмы о молодежи и для молодежи, которые также могут спровоцировать неуравновешенных подростков с несформированной психикой на подобное поведение, т.к. телеэфир превратился в кроваво-сексуально-огнестрельное месиво. Как зарубежными, так и нашими учеными доказано на примере точного повторения в жизни конкретных преступлений, показанных на телеэкране, что демонстрация насилия способствует принятию агрессивных моделей поведения благодаря тому, что насилие на телеэкране выглядит, как правило, привлекательно.

В настоящее время социальные и криминогенные эффекты информационной деятельности СМИ вызывают в обществе особый интерес. Все более актуальным становится обсуждение проблем, связанных с введением на законодательном и правоприменительном уровнях ограничений свободы массовой информации. Не случайно на совместном заседании коллегии МВД и Прокуратуры РФ по проблемам борьбы с серийными убийствами и другими тяжкими преступлениями против личности в июне 2002 г. в качестве одного из основных криминогенных факторов выделена пропаганда СМИ жестокости, насилия и сексуальной распущенности.

Симптоматично, что в последнее время все чаще и чаще в своих интервью представители культурной элиты акцентируют внимание на необходимости введения некоторых ограничений в средствах массовой информации. "Я желаю цензуры! ...Но не идеологической, а нравственной, - восклицает А. Розенбаум. - Я вчера включил программу "Время": из 40 минут один полуположительный сюжет и то - очередная сплетня. Все остальное - жертвы, катастрофы и трупы - крупным планом. Нельзя так прибивать народ своей же страны! Я не призываю скрывать плохое, но зачем же ежедневно сливать столько расчлененки и чернухи в главной новостийной программе страны?"

А. Кончаловский подходит к этой проблеме с другой стороны. Свобода информации, по его мнению, это "главное оружие террористов": "...покупают прежде всего новости, связанные с трагедиями. Если бы завтра была введена блокада на сообщения о террористических актах, количество безумных, бессмысленных взрывов, несущих гибель невинным людям, уменьшилось бы". Таким образом, выдающийся режиссер выступает за введение "жесточайшей цензуры на освещение террористических актов", т.к. "ограничение СМИ более эффективно, чем... тотальный контроль за всеми жителями планеты".

Более половины населения страны считает, что на телевидении страны не должна царить полная и неограниченная свобода. По данным ВЦИОМ, 41 процент опрошенных настаивает на полном запрете телепрограмм и художественных фильмов, пропагандирующих культ насилия и жестокости, 90% - на частичном (до 21 часа). 23 процента респондентов также предлагают полностью отказаться и от криминальной хроники, сеющей страх посредством постоянного показа изувеченных трупов и вырабатывающей пессимистическое отношение к жизни <6>. В демократических странах введены не только временные ограничения для демонстрации СМИ актов насилия, агрессии, аномальных и патологических форм поведения, но и предусмотрено обязательное процентное соотношение между зарубежными и национальными программами, отдающее предпочтение последним и предполагающее соответствующие штрафные санкции за его нарушение. Так, например, во Франции фильмам и передачам собственного производства принадлежит 60% эфирного времени, в Венгрии - 51%, в Румынии - 50%. В России же, напротив, телевизионное пространство заполонено боевиками, ужастиками и фильмами-катастрофами иностранного производства.

Конвенция о правах ребенка 1989 г. ориентирует государства-участники на поощрение средств массовой информации к распространению материалов, которые направлены на содействие социальному, духовному и моральному благополучию, а также здоровому физическому и психическому развитию ребенка <7>. С этой целью рекомендуется разработка "надлежащих принципов защиты ребенка от информации и материалов, наносящих вред его благополучию".

<7> Понятием "ребенок" в Конвенции охватываются несовершеннолетние в возрасте до 18 лет.

Соответствующие законодательные и цензурные ограничения в отношении некоторых направлений деятельности средств массовой коммуникации введены в зарубежных государствах со стабильной правовой системой, не опасающихся обвинений "в попрании свободы слова". В российских условиях пресекаются уже в зародыше любые попытки противостояния со стороны общества и государства информационной засоренности и вседозволенности в СМИ.

При этом важно отметить, что законодательные запреты на распространение какой-либо информации, как показывает практика, - далеко не самое эффективное средство. Гораздо результативнее оказываются меры, направленные на формирование профессиональной и гражданской ответственности журналистов, их правовой, нравственной и этической культуры.

Журналисты узбекистанских СМИ впервые в истории собрались вместе, чтобы договориться об активном освещении проблемы насилия в образовательных учреждениях в Узбекистане. «Насилие - это не норма» - такой девиз решили продвигать участники конференции, организованной ЮНИСЕФ 6 сентября в Ташкенте.

5 сентября узбекистанские дети отправились в школу. Многие из них могут в классах с насилием со стороны педагогов, сверстников и с психологической травлей. По данным исследования ЮНИСЕФ, каждые пять минут на Земле погибает в результате насилия один ребенок. В школах всего мира насилию и травле подвергается 150 миллионов детей, это половина всех учащихся в возрасте от 13 до 15 лет на планете.

Насилие травмирует всех участников этого процесса - и организаторов травли, и жертву, и наблюдателей. Дети теряют самооценку, снижается их способность к обучению и посещаемость. Систематическая травля и насилие в школе калечат психологическое состояние ребенка и могут лишить его возможности успеха в будущем.

По оценкам специалистов ЮНИСЕФ, вся планета теряет 7 миллиардов долларов каждый год из-за того, что травмированные насилием и травлей дети не могут полностью реализовать себя после достижения зрелости.

На конференции выступили сотрудники ЮНИСЕФ, которые презентовали глобальные механизмы для борьбы с травлей и насилием, а также рассказали журналистам о методах освещения проблем детей. Педагог начальных классов и дефектолог Рано Макаренко рассказала об особенностях травли в узбекистанских школах и необходимых реформах.

«Нам необходимо донести до каждого родителя, что если вашего ребенка бьют и унижают в школе - это не нормально, с этим нельзя мириться. Побои и драки не сделают вашего ребенка сильнее и закаленнее, они только повредят ему. К сожалению, многие родители не только одобряют такое „воспитание“, но и сами занимаются насилием дома. Со всем этим нужно бороться с помощью просвещения», - сказала «Газете.uz» Рано Макаренко.

Она отметила, что в школах страны травля и насилие не поддаются огласке учениками и учителями, скрываются. Родители не получают информации о случаях насилия, процветает безразличие и непрофессионализм со стороны сотрудников школ.

В качестве эффективных норм борьбы с насилием Рано Макаренко предложила обучать педагогов конфликтологии, ввести ставку социального работника в школе, освободить психологов от ненужной нагрузки, создать протокол реагирования школы на насилие и обезопасить пространства школ повсеместной установкой камер наблюдения.

Участники конференции отметили, что в Узбекистане вопросы травли и школьного насилия раньше не освещались широко. Считалось, что этой проблемы не существует. Журналисты резюмировали, что необходимо постоянно поднимать вопрос школьного насилия в СМИ и призывать к реформам, а также просвещать педагогов и родителей.

Ранее мы сообщали, что систему управления народным образованием ожидает реформа. В частности, родители учеников будут больше в школьное управление через наблюдательные советы. Кроме того, включение в образовательный процесс занятий учеников с психологами.

Насилие в средствах массовой информации — это тема постоянных дискуссий. Сериалы, фильмы и видеокассеты изобилуют сценами насилия. Независимо от того, имеем ли мы дело с «Рэмбо», «Классом 84» или криминальной хроникой, насилие — постоянный гость в наших средствах массовой информации. Мы ежедневно можем созерцать убийства, нападения, драки, разрушения на экране нашего телевизора. Дети сталкиваются с этими воплощениями ужаса уже в самом раннем возрасте. Агрессивные импульсы широко представляют и различные компьютерные игры, в которых убивают людей, сбивают самолеты или даже инсценируются атомные войны. Подобные игры нас пугают. Нас шокирует, что в качестве средства для абреакции нашей игровой потребности не находится ничего лучшего, кроме лицезрения на экране этих ужасающих событий. Неужели это не оказывает на наших детей разрушительного влияния, проходит бесследно для их психики?

Решение этого вопроса вызывает жаркие дискуссии. Согласно данным исследований, показ сцен насилия по телевидению приводит к повышению «зараженности» агрессией. Однако, строго говоря, данные исследований свидетельствуют всего лишь о повышении возбудимости и склонности к участию в военных играх. Становятся ли дети в своей повседневной жизни более агрессивными и неуправляемыми — неизвестно. В связи с вопросом о влиянии СМИ на психику детей можно сказать следующее.

Определяющим в данном случае является характер реакции детей на сцены насилия, их впечатление и возникающие в связи с этим психологические процессы. Считать, что ребенок имитирует сцены, увиденные им на экране телевизора в масштабе один к одному, было бы крайним упрощением. Если бы примеры были настолько заразительны, школьные занятия имели бы гигантский успех у детей. Их реакции на сцены агрессии, транслируемые по телевидению, неоднозначны. Непосредственное подражание — всего лишь одна из форм реакций.

Другой известной формой реагирования является неприятие. Сцена насилия выглядит настолько отталкивающе, что ребенок отказывается ее воспринимать. Он зажмуривает глаза, сосредоточивается на позитивных аспектах фильма и не обращает внимания на насилие. Такое поведение служит ему защитой. Подобная спонтанная реакция характерна для весьма многих детей. Ужасное не фиксируется сознанием.

Следующей формой реакции является виртуализация: при виде сцены насилия дети спрашивают себя, имеют ли они дело с реальностью или фикцией. Утверждение фильма в качестве фикции позволяет им смотреть его без ущерба для своей психики. Все, что разыгрывается у них на глазах, не многим отличается от сказки. Ужасающая история, леденящая кровь в жилах, — это правда, но какое отношение она имеет к реальности? Дети проявляют необычайную чуткость к фальши и, следовательно, умение отличать реальное от вымышленного с самого раннего возраста. Они без особого труда отличают подлинное от присочиненного сценаристом. Насилие, виденное в фильмах, как правило, попадает в категорию вымышленного. Негативное воздействие подобных сцен на сдерживающие центры чаще всего минимально, хотя они и приводят детей в некоторое возбуждение.

К следующей форме реакции следует отнести отвращение. Многие дети при созерцании сцен насилия мыслят моральными категориями: они возмущаются, пугаются, их неприятие насилия обостряется. В случае подобного вида реакции у детей усиливаются не агрессивные тенденции, а напротив, отрицательное отношение к насилию. Фильм освежает проблему, которая касается их лично и решать которую приходится им самим.

Наконец, есть род поведения, сводящийся к подражанию. Дети этой категории ищут в фильмах образцы для подражания. Увиденное претворяется ими в жизнь. Три 3-классника насильно привели к себе домой девочку. Пользуясь отсутствием родителей, они привязали ее к постели и вознамерились ее «трахать». О том, что это такое, у них были самые смутные представления. Они, не раздеваясь, попытались лечь на девочку сверху и совершить толчкообразные движения.

Понятно, что образцом для подобного поведения послужила соответствующая сцена на видео. Данный случай имитации изнасилования без сексуального действия как такового — следствие стремления к подражанию. Мальчики хотели повторить сцену, запечатленную ими на видео. Видеофильм пробудил дремлющие в них инстинкты.

Видеопродукция и сцены насилия, зафиксированные СМИ, способны воздействовать на детское сознание. Вопрос лишь в том, какова в действительности степень оказываемого ими воздействия и насколько они способствуют усилению агрессивности. Служат ли видеофильмы своеобразной школой агрессивного поведения для детей, или их роль сводится всего лишь к абреакции уже накопившихся агрессивных импульсов?

Трое других 3-классников в среду похитили после уроков свою одноклассницу. Они притащили ее на ферму и заперли в загон для кроликов. Ей было сказано, что теперь ее повесят. Ей протолкнули в щель между досками кусок черствого хлеба, опрыскали ее водой и заявили, что это была ее предсмертная трапеза. На глазах у онемевшей от страха девочки они привязали канат к перекладине перекрытия и велели ей приготовиться: наступил ее последний час.

Несмотря на то, что мальчики в итоге отказались от исполнения своего намерения, переживание этих действий было для девочки крайне тяжелым. Когда мальчиков впоследствии спросили, что навело их на мысль повесить свою одноклассницу, они смущенно ответили: «Рассказ в воскресной школе». Учительница воскресной школы рассказала детям историю, каждого из героев которой в наказание привязывали к позорному столбу и вешали. Вопреки намерениям учительницы дети сделали из истории свой вывод, решив, что это средство устранения от неугодных им лиц. Поскольку они отнесли эту девочку к категории неугодных, было решено исполнить задуманное.

Однако изучение истории жизни этих мальчиков выявило у них наличие уже имеющихся отчетливых агрессивных тенденций. Лидер этой группы мальчиков еще в детском саду отличался повышенной агрессивностью в общении со своими сверстниками: однажды он с силой ударил курткой по голове одну девочку, она с плачем убежала домой и отказалась вернуться в этот день обратно.

Данный пример показывает, что СМИ являются далеко не единственным фактором воздействия на психику детей; объяснять акты насилия исключительно негативным влиянием просмотра жестоких сцен было бы крайним упрощением. Имеющиеся у многих детей агрессивные тенденции и наслаждение, получаемое ими от их удовлетворения, толкает их на поиски героев, под маской которых им было бы легче проявлять свои агрессивные наклонности. Их агрессивный потенциал ищет форму для своего выхода. Определяющим является не степень изображенного насилия, а степень вовлеченности в него ребенка, то, под каким углом он его воспринимает, сам характер его восприятия. С чем мы имеем дело: с отторжением, акцентированием вымышленности инсценировки с последующим дистанцированием или перед нами отчетливое стремление к подражанию? Представление о том, что дети слепо копируют сцены насилия, психологически наивно и зиждется на упрощенном понимании детской души. Детская психика слишком многослойна для того, чтобы чисто пассивно усваивать агрессивный импульс. В ее распоряжении целый спектр возможных психических реакций — прямое подражание герою-насильнику — только одна из многих. Как правило, оно связано с наличием уже имеющихся у ребенка агрессивных тенденций и поисков им героя, агрессивным подвигам которого можно было бы подражать.

Данный случай показывает, что прототипы применения насилия могут черпаться из самых неожиданных источников. Называть видеофильмы и СМИ главными виновниками усиления агрессивности детей и подростков — явное упрощение. Имитация видеосцен не мешает детям искать в своем окружении или в соответствующих условиях среди своих близких возможности для абреакции своих латентных агрессивных тенденций. Изображение сцен насилия в видеофильмах или СМИ оказывают фатальное воздействие только в случае их востребованности сознанием ребенка, ищущим образцы для своего поведения в сфере насилия. За исключением определенных видеофильмов, сбываемых на черном рынке, с изображением сцен, шокирующих даже взрослых, действие видеофильмов и образов СМИ на детское сознание само по себе относительно безобидно. Иное действие производят они на трудных, слабовольных и крайне агрессивных детей. Если для детей со здоровой психикой при виде ужасного на экране характерно либо дистанцирование (осознание нереальности демонстрируемого на экране), либо вытеснение или стремление закрыть глаза на все страшное, видимое на экране, неуравновешенные дети видят в этом возможность выхода для своих агрессивных тенденций. Не будучи причиной детской агрессивности, насилие в СМИ тем не менее является оправданием для некоторой части молодежи. Подобные дети идентифицируют себя с Ниндзя или хоумбоями в силу своего стремления найти роль, позволяющую им абреагировать скрытые агрессивные тенденции. Фильмы ужасов и сообщения о катастрофах в СМИ являются источниками образов и фантазий для отчаявшихся, социально обездоленных и беспризорных детей. Надежда на то, что запрет фильмов ужасов остановит волну насилия, крайне наивна. Как уже было видно на примере воскресной школы, сцены, ролевые установки и образы, связанные с применением насилия, могут быть найдены в любой обстановке. Дети и подростки с соответствующей мотивацией ищут их повсюду и стремятся к их имитации. Сдерживающие центры подавляют не только образы фильмов ужасов, но и стремление к имитации увиденных сцен насилия. У детей со здоровой психикой встреча с насилием в СМИ отнюдь не приводит к немедленному крушению их моральной надстройки.

Фильмы ужасов и компьютерные игры предъявляют новые требования к родителям и учителям в плане воспитания детей. Как раньше при обучении детей правилам поведения на улице, нам нужно научить их ответственному обращению с этими играми и СМИ. Предание этих игр и фильмов ужасов анафеме грозит потерей контроля над этим миром переживаний и опыта ребенка. Излишне морализаторская, осуждающая эту игру позиция взрослых приводит к уклонению детей от любого обсуждения этой темы со взрослыми. Взволнованное и озабоченное отношение взрослых кажется им истерией. В силу наличия у подавляющего числа детей и подростков безошибочного умения отличать реальность от вымысла запреты и нотации не вызывают у них ничего, кроме зевоты. «Это ваша проблема» — думают они про себя и спокойно отдаются очарованию насилия, сквозящему в этих играх. Единственным следствием неуступчивости и непримиримости родителей является то, что дети замыкаются в себе, потеряв желание делиться с родителями своими интересами. Родители и педагоги получают возможность доступа в эту область интересов своих питомцев только в том случае, если ни во что не вмешиваются. Это означает, что вместо того чтобы рвать на себе волосы и приходить в ужас, они сами знакомятся с видеопродукцией и принимают участие в компьютерных играх и только после этого обсуждают свои впечатления с детьми. Одно дело — выразить собственное восхищение или ужас, другое дело — показать, какую позицию следует занять в отношении данного способа убивать время. Наилучшим следует признать разумный подход, при котором компьютерные игры воспринимаются не в качестве сатанинского наваждения, а в качестве формы времяпрепровождения, позволяющей ощутить агрессивные тенденции и очарование насилием в самом себе. Дети должны почувствовать, что родители тоже ощущают в себе насилие как возможный стереотип поведения и вынуждены постоянно подавлять его.

Ключевые слова

ВОСПРИЯТИЕ НАСИЛИЯ В СМИ / КОГНИТИВНАЯ / АФФЕКТИВНАЯ И ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ СФЕРЫ ЛИЧНОСТИ / ЧЕРТЫ ЛИЧНОСТИ / PERCEPTION AND EVALUATION OF MEDIA VIOLENCE / COGNITION / EMOTIONS / PERSONALITY TRAITS

Аннотация научной статьи по психологии, автор научной работы - Зубакин Максим Владимирович

В статье дан анализ психологических теорий, которые позволяют описывать и понимать влияние насилия в СМИ на аудиторию, рассмотрены основные направления исследований. Во введении приведены дефиниции насилия в СМИ зарубежных и отечественных авторов, дифференцировано использование исследователями понятий «влияния» и «эффекты» при описании и объяснении последствий восприятия насилия в СМИ аудиторией. Далее кратко изложены концепции «агрессии-катарсиса», переноса возбуждения и прайминга, теории использования и удовлетворения, а также управления настроением, социального научения и культивации. Исследования проблемы насилия СМИ условно поделены на две группы. Первую группу объединяет то, что исследовательское внимание сосредоточено на том, как воспринимает аудитория и отдельные люди насилие в СМИ, а также на некоторых внешних факторах, которые участвуют в этом процессе. Во вторую группу объединяются исследования, в которых рассматриваются восприятие насилия в СМИ в связи с индивидуальными и личностными особенностями зрителей. При этом в обе группы попали исследования, в которых изучается не только воздействие традиционных СМИ (телевидение, кинофильмы, музыкальные видеоклипы), но современных СМИ (Интернет, компьютерные игры, социальные сети). Первая проблема, поднимаемая в данной статье, традиционное преобладание социально-психологического подхода к изучению насилия в СМИ над общепсихологическим. Отмечается, что в восприятии сцен насилия участвуют когнитивные , аффективные и мотивационные структуры сознания, которые необязательно связаны с агрессией и враждебностью. Вторая проблема разрозненность исследований воздействия насилия в СМИ на когнитивную , аффективную и поведенческую сферы аудитории в связи с чертами личности .This article deals with some psychological theories, concepts and lines of research explaining effects of media violence on audience and attractiveness of violence scenes in the mass media. Introduction of the article focuses on the analysis of media violence concepts of different researchers. The author of the article postulates the difference in the use of the terms «influence» and «effects». Then there is a brief review of the concepts («aggression-catharsis», «priming») and the theories («cue arousal theory», «uses and gratifications theory», «mood management theory», «social learning theory», and «cultivation theory»). The studies of media violence are divided into two groups. One group of researchers focuses on how the audience and/or individuals perceive and evaluate media violence. The other group studies the relation of the media violence perception and individual differences and personal traits of the spectators. The article presents the analysis of researches on the traditional (television, movies, musical video, radio) and contemporary media (the Internet, computer games, social networks). The first problem of the article concerns the traditional prevalence of the socio-psychological approach to the media violence research in comparison with the cognitive and personality approaches. It is noted that the cognitive, affective and motivational structures of consciousness (which are not always related to aggression and hostility) are included in the perception and evaluation of violence scenes. The second problem are discrete researches on media violence effects on thoughts, emotions and behavior of the spectators in connection with their personality traits .

Текст научной работы на тему «Насилие в СМИ: теории и исследования»

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2017 Философия. Психология. Социология Выпуск 4

УДК 070:159.923

DOI: 10.17072/2078-7898/2017-4-584-595

НАСИЛИЕ В СМИ: ТЕОРИИ И ИССЛЕДОВАНИЯ

Зубакин Максим Владимирович

Пермский государственный национальный исследовательский университет

Ключевые слова: восприятие насилия в СМИ, когнитивная, аффективная и поведенческая сферы личности, черты личности.

MEDIA VIOLENCE: THEORIES AND INVESTIGATIONS

Maxim V. Zubakin

Perm State University

This article deals with some psychological theories, concepts and lines of research explaining effects of media violence on audience and attractiveness of violence scenes in the mass media. Introduction of the article focuses on the analysis of media violence concepts of different researchers. The author of the article postulates the difference in the use of the terms «influence» and «effects». Then there is a brief review of the concepts («aggression-catharsis», «priming») and the theories («cue arousal theory», «uses and gratifications theory», «mood management theory», «social learning theory», and «cultivation theory»). The studies of media violence are divided into two groups. One group of researchers focuses on how the audience and/or individuals perceive and evaluate media violence. The other group studies the relation of the media violence perception and individual differences and personal traits of the spectators. The article presents the analysis of researches on the traditional (television, movies, musical video, radio) and contemporary media (the Internet, computer games, social networks). The first problem of the article concerns the traditional prevalence of the socio-psychological approach to the media violence research in comparison with the cognitive and personality approaches. It is noted that the cognitive, affective and motivational structures of consciousness (which are not always related to aggression and hostility) are included in the perception and evaluation of violence scenes. The second problem are discrete researches on media violence effects on thoughts, emotions and behavior of the spectators in connection with their personality traits.

Keywords: perception and evaluation of media violence, cognition, emotions, personality traits.

О Зубакин M.B., 2017

Введение

Как правило, насилие в СМИ рассматривается в рамках предметного поля социальной психологии в контексте изучения агрессии . Между тем эта проблема имеет общепсихологический характер, поскольку любая информация СМИ обрабатывается сознанием, которое задействует когнитивные, аффективные, мотивационные и личностные структуры.

Важно отметить, что понятия «насилие» и «агрессия» являются связанными, но не идентичными. С.Н. Ениколопов (2001) определил понятие «насилие» как «применение силы, приводящее к ущербу, наносимому основным человеческим потребностям или даже жизни вообще, понижающему уровень их удовлетворения ниже того, что потенциально возможен. Угроза насилия также является насилием» . Е.П. Ильин (2014) к насилию в СМИ относит демонстрацию убийств, драк, избиений, брань и ненормативную лексику . Б. СегЬпег (1980) определил «драматическое насилие», которое демонстрируется по телевидению как «открытое проявление физической силы (с оружием или без него, против себя или других), принуждающее действовать против своей воли под угрозой нанесения увечий и/или смерти как часть сюжета» [цит. по: 4, с. 488-489]. Р. Харрис (2003) понимает медианасилие как демонстрацию причинения намеренного физического ущерба человеку, исключая сцены случайного причинения боли, психологического насилия и вандализма по отношению к чужой собственности, поскольку их субъективное восприятие сильно варьируется. Зрителям должна быть очевидна агрессивная суть (враждебность) поведения медийных персонажей .

Еще одно замечание необходимо сделать в отношении термина «влияние», которое используется в психологии СМИ. Исследователи используют два термина: «влияние» и «эффекты». Их значение синонимично, а различие в употреблении связано с теоретико-эмпирической ориентацией исследователя. Термин «влияние» чаще используется для описания общего воздействия СМИ на аудиторию в рамках гуманистической или феноменологической парадигм, а термин «эффект» - для описания результатов исследований в рамках необихевиористской или когнитивной парадигм . В настоящей статье термины употребляются как у авторов анализируемых теорий и исследований.

Основные теоретические подходы

Можно выделить несколько теорий, с позиций которых описываются и объясняются ментальные и поведенческие последствия демонстрации сцен насилия в СМИ.

Старейшей является теория 3. Фрейда (1923) о бессознательном инстинкте саморазрушения и смерти, который связан с сексом и агрессией. Секс и агрессия полагаются бессознательными мотивами. Однако они направлены в область сознания в виде угрожающих импульсов, атакующих представления человека о самом себе. Сознание вытесняет эти мотивы обратно в область бессознательного. Этот конфликт вызывает, с одной стороны, состояние беспокойства и тревоги, а с другой - сублимирующее или замещающее поведение, которые скрывают открытую сексуальность или агрессию. В связи с этим S. Feshbach (1961) предложил концепцию «агрессии - катарсиса» . Согласно ей потребление сцен насилия и/или секса в СМИ и кинофильмах замещает реальную агрессию или сексуальную активность в обыденной жизни и приводит к освобождению от внутреннего напряжения и снижению тревоги. Сцены насилия в СМИ также могут пробуждать у зрителей фантазии о расправе со своими обидчиками в жизни, что снижает напряжение .

J. Blumler и Е. Katz (1974) предложили теорию использования и удовлетворения для объяснения выбора содержания СМИ аудиторией . Согласно этой теории человек в процессе взаимодействия со СМИ активно и самостоятельно определяет, какую информацию потреблять. Его выбор обусловлен желанием личности удовлетворять свои потребности. В русле этого подхода D. Zillmann (1988) сформулировал теорию управления настроением . Обращение к продуктам СМИ связано со стремлением избавиться от плохого настроения и лучше себя чувствовать . М. Mares и др. (2008) изучали предпочтения кинофильмов разными возрастными группами. Исследование показало, что молодые люди чаще стремятся испытывать негативные эмоции и предпочитают фильмы, которые пугают, содержат сцены насилия, а также которые развлекают и избавляют от скуки. Пожилые люди, напротив, ориентированы на поддержание эмоциональной стабильности и предпочитают мелодрамы и романтические фильмы . D. Zillmann (1991) обнаружил эффект переноса активации (возбуждения) . Его суть состоит в том, что состояние

возбуждения, которое возникает после просмотра кинофильмов со сценами насилия или секса, в краткосрочной перспективе приводит к усилению любых последующих эмоций. Возбуждение может усиливать страх, сексуальное влечение или гнев. Если после просмотра сцен насилия наступает фрустрация, то раздражение, гнев усиливаются и вероятность агрессии повышается.

JI. Берковиц (2007) опирался на идею праймин-га (priming): восприятие людьми какого-либо стимула или ситуации запускает процесс вспоминания идей, образов и чувств, которые имеют сходное значение . Они могут активировать определенные формы поведения. Сцены насилия активируют негативные образы, воспоминания, чувства и модели агрессивного поведения, что может усиливать враждебность и вести к агрессии .

A. Bandura (1983) определяет агрессию как форму социального научения . Люди обучаются агрессии двумя способами. Во-первых, в результате научения посредством прямого вознаграждения за агрессивное поведение. Во-вторых, посредством наблюдения за другими людьми, которые получают вознаграждение за агрессивность. Во втором случае важными факторами, которые способствуют научению, являются: наличие опыта проявления агрессии в реальной жизни, возбуждение, привлекательность агрессивных персонажей фильма и идентификация с ними зрителя, подкрепление насилия в фильме или одобрение экранного насилия значимыми другими. Частое «потребление» детьми и взрослыми кинофильмов, в которых привлекательные и симпатичные персонажи бьют других ногами и кулаками, а также стреляют и убивают тех, кто подвергает их состоянию стресса, приводит к научению тому, что насилие является приемлемым способом решения конфликтов.

S. Ball-Roceach и М. DeFleur (1976) предложили свою теорию большого эффекта воздействия САШ на аудиторию: СМИ воздействуют одновременно на когнитивные и эмоциональные процессы зрителей и отсроченно влияют на поведение . В отношении насилия этот интегративный подход представлен теорией культивации Г. Гербнера . Она фокусируется на том, какой образ реальности формируется у аудитории СМИ. Согласно этой теории чем больше времени человек проводит перед телевизионным или киноэкраном, тем больше его представления о реальности и образ социальной реальности будут совпадать с реальностью массмедиа. В ходе исследований у зрителей, которые часто «потребляют» сцены насилия в СМИ,

был обнаружен «образ ужасного мира». Они переоценивают масштабы преступности в обществе и вероятность стать жертвой насилия или преступления, считают мир плохим и полным опасностей . На культивацию представлений о мире влияют: интенсивность просмотра ТВ, мотивы просмотра, оценка реальности медиапродуктов, а также возраст и пол, уровень тревожности, копинг-стратегии и личный опыт зрителя .

Согласно другой интегративной модели - ко-гнитивно-бихевиориальной - насилие в СМИ усиливает возбуждение, активирует мысли и чувства агрессивного характера (прайминг), демонстрирует новые типы агрессивных реакций, ослабляет запреты на агрессию, приводит к снижению чувствительности к страданиям жертвы и формирует зрительское представление о реальности. Каждый из этих эффектов в отдельности или вместе могут приводить к усилению агрессии зрителей в повседневной жизни .

Когнитивные, эмоциональные и поведенческие эффекты насилия в СМИ

JI. Берковиц (2007) и Б. Крейхи (2003) выделяют 1) непосредственные и краткосрочные эффекты медиаизображений насилия на агрессивное поведение и 2) долгосрочные эффекты при повторяющемся воздействии сцен насилия в СМИ . К непосредственным эффектам относятся преступления-имитации; изучается статистика совершения преступлений после спортивных мероприятий с насилием (бокс, бои без правил), новостей и телефильмов со сценами насилия. Было показано, что сообщения о насилии в новостях, насилие в художественных фильмах и ТВ-программах обнаруживает небольшой, но статистически значимый эффект роста преступлений насильственного характера. К кратковременным эффектам относится в первую очередь агрессивное поведение. Однако далеко не всегда после демонстрации сцен насилия у зрителей наблюдается агрессия. В. Bushman и R. Geen (1990) показали, что сцены насилия в кинофильме вызывают у зрителей агрессивные чувства и мысли. Чем более жестокими были демонстрируемые сцены, тем выше у зрителей было кровяное давление (физиологическое возбуждение): тем сильнее они выражали гнев и у них появилось больше конкретных мыслей агрессивного характера . JI. Берковиц, Б. Крейхи отметили несколько важных условий, при которых восприятие сцен насилия в СМИ может привести к агрессии: 1) значение, которое приписывает зритель

наблюдаемому поведению, - он должен однозначно понимать агрессивную суть наблюдаемых сцен; 2) демонстрация позитивных последствий агрессивного поведения или отсутствие наказания за насилие на экране; 3) отсутствие демонстрации негативных последствий насилия (страдания жертв), изображение агрессии оправданной или преследующей благородную цель; 4) идентификация зрителя с агрессором; 5) неспособность зрителя дистанцироваться от кинонасилия или осознать его нереальность . JI. Берковиц (2007) выделяет дополнительно два краткосрочных эффекта насилия в СМИ: десенсибилизацию (эмоциональное притупление) и растормаживание. Десенсибилизация проявляется в том, что частое потребление насилия в СМИ приводит к снижению физиологического возбуждения в ответ на театрализованную и реальную агрессию. Растормаживание предполагает ослабление существующих у зрителя запретов на проявление агрессии. JI. Берковиц объясняет эти эффекты концепцией прайминга . К долговременным эффектам относятся формирование представлений об обществе и других людях (культивация по Г. Гербнеру), приобретение агрессивных наклонностей и формирование агрессивных социальных сценариев . Б. Крейхи (2003) дополнительно отмечает воздействие порнографии на агрессию и сексуальное насилие . Потребление порнографии связано с агрессией и насилием по отношению к женщинам, поскольку у зрителей формируется установка на терпимое отношение к изнасилованию .

Р. Харрис (2003), R.J. Harris и F. Sanborn (2013) выделяют шесть основных эффектов насилия в СМИ на аудиторию: страх и повышение тревоги, моделирование, сенсибилизация, десенсибилизация и культивация . Д. Брайант, С. Томпсон (2004) выделили поведенческие, аффективные и когнитивные последствия воздействия сцен насилия в СМИ . К поведенческим последствиям они отнесли возбуждение, катарсис, дезингибицию или растормаживание, имитацию и десенсебилизацию; к аффективным - реакцию испуга и страха; к когнитивным - изменение установок по отношению к насилию и представлений о мире (культивация).

П. Винтерхофф-Шпук (2015) после анализа американских и европейских исследований сформулировал следующие выводы. Зрители выбирают программы с актами агрессии и насилия, поскольку ожидают получить удовольствие. Как правило, передачи и кинофильмы с насилием вы-

зывает у зрителя специфическую внутреннюю динамику «напряжение - снятие напряжения», что приводит к чувству удовольствия. Параллельно зрители запоминают агрессивные модели поведения, особенно если агрессия оправдывается или ее совершают положительные герои во имя хорошего дела. При определенных обстоятельствах зрители могут использовать эти модели в реальном взаимодействии, чему способствуют злые намерения, фрустрированность или раздражение, а также отсутствие наказания или социального осуждения за агрессию .

В. Krähe и др. (2011) показали, что видеоклипы со сценами насилия приводят к десенсибилизации - снижается эмпатия к жертвам насилия . R.A.Ramos и др. (2013) обнаружили эмпа-тию к жертвам насилия на ТВ-экране у молодых мужчин, если их предупреждали о реальности демонстрируемых событий. В то же время эмпатия к жертвам насилия снижалась, если их предупреждали, что им будут предъявляться фикции насилия в виде ТВ-шоу и клипов . D. Unz и др. (2008) показали, что сцены насилия в ТВ-новостях вызывают у зрителей отрицательные эмоции. Вопреки предыдущим исследованиям зрители чаще переживали эмоции гнева, печали, отвращения, презрения, а не страха . J. Glascock (2014) изучал эффекты потребления СМИ на вербальную агрессию с учетом демографических и социальных факторов. Он обнаружил, что только частое потребление рэпа связано с вербальной агрессией. Для проявления вербальной агрессии большее значение имеют пол, родительское воспитание, принадлежность к этнической или социальной группе .

Е.П. Ильин (2014) полагает, что насилие в СМИ является одним из главных факторов, которые влияют на уровень агрессивности и проявление агрессии в обществе. Поэтому в обзоре исследований он приводит данные в пользу тезиса о влиянии сцен насилия на агрессивность зрителей. Отдельным вопросом Е.П. Ильин отмечает эффекты компьютерных игр с насилием. Он полагает, что увлечение такими играми приводят к усилению у подростков негативизма, обидчивости, обостренному самолюбию, а также снижает порог фрустрации . В целом в настоящее время интерес исследователей смещается к изучению насилия в Интернете и компьютерных играх. C.A.Anderson и др. (2010) провели метаанализ исследований эффектов насилия в видеоиграх. Было показано, что видеоигры с насилием могут выступать фактором риска - появляются агрес-

сивные мысли и аффекты, повышается физиологическое возбуждение и вероятность агрессивного поведения, снижается сочувствие к жертвам насилия, появляется склонность к просоциально-му поведению . А. Lang и др. (2012) изучали опытных и начинающих компьютерных игроков в «3D Shooter», где по сюжету игрок от первого лица участвует в виртуальных боях и убийствах. Были обнаружены значимые эффекты видеоигры с насилием на эмоциональное состояние игроков. Начинающие и опытные игроки чувствовали возбуждение, переживали приятные чувства и удовольствие, но у новичков их выраженность была сильнее. Эти результаты свидетельствовали в пользу гипотезы о десенсибилизации опытных игроков в видеоигры . В исследованиях W. Bösche (2009, 2010) были обнаружены эффекты видеоигр с насилием на активацию у мужчин агрессивных сценариев и сценариев игрового соперничества .

Несмотря на обнаруженные негативные последствия увлечения компьютерными играми с насилием, ряд авторов получили иные результаты. C.J. Ferguson и S.M. Rueda (2010) предъявляли участникам исследования познавательную задачу, а после неудачи при ее решении предлагали сыграть в компьютерные игры со сценами насилия. Обнаружилось, что игра приводит к снижению депрессии и враждебных чувств, а не к росту агрессии . С.А. Oswald и др. (2014) также изучали субъективный опыт и мотивацию игроков в компьютерные игры в Интернете. Они обнаружили, что испытуемые указывают на положительный эмоциональный опыт (снижение негативных эмоций типа скуки, фрустрации, стресса), на социальную направленность взаимодействия в игре и развитие целеустремленности. Люди при помощи компьютерных игр в Интернете удовлетворяют потребности личности в автономии, компетентности и связности .

A.A. Лузаков и Н.В. Омельченко (2012), Н.В. Омельченко (2009) изучали отношение к компьютерным играм в парадигме психосемантики . Они анализировали два фактора психосемантических оценок компьютерных игр. И тот, и другой были амбивалентны: включали психосемантические оценки с противоположными знаками. Первоначально первый фактор интерпретировался как «агрессивная мужественность -мирная женственность» (Н.В. Омельченко, 2009), что отражает амбивалентность оценок, но не объясняет привлекательность компьютерных игр для респондентов, несмотря на негативное к ним от-

ношение. A.A. Лузаков и Н.В. Омельченко (2012) полагают, что игра актуализирует архаические уровни психической регуляции, где неактуальны логические противоречия. Этот фактор реинтер-претировался как «Возможность реализации социально неодобряемых потребностей». Второй фактор первоначально интерпретировался как «Сложность - необычность» (Н.В. Омельченко, 2009). Позже A.A. Лузаков и Н.В. Омельченко (2012) реинтерпретировали его как «возможность полного вовлечения в игру». Наличие такой категории в обыденном сознании игроков позволяет им различать игры, которые могут дать переживание полного вовлечения в вирутальную реальность, от тех, которые не обладают таким эффектом. Геймеры удовлетворяют социально не одобряемые потребности (агрессия, враждебность, доминирование) и потребность в расширении мира, получении новых впечатлений и достижении «состояния потока» (в терминах М. Чиксент-михайи ).

Личность и насилие в СМИ

Несмотря на преобладание исследований воздействия насилия в СМИ на аудиторию, ряд авторов фокусируют внимание на самих зрителях, на их внутренних особенностях и чертах.

В. Gunter (1980) показал, что ограниченное наблюдение в исследованиях эффекта катарсиса обуславливается когнитивными способностями зрителей: только люди с развитым воображением и фантазией способны высвобождать накопившийся гнев при просмотре сцен насилия, а индивиды, не обладающие ярким воображением, не способны пережить катарсис [цит. по: 2].

R. Tamborini, J. Stiff и С. Heidel (1990) обнаружили тип зрителей, у которых чаще возникает эффект сенсибилизации в ответ на восприятие сцен насилия в СМИ. Ими оказались люди с высоким уровнем эмпатии и блуждающего воображения, тревожности, склонные к невротической спутанности, гуманистически ориентированные и эмоционально восприимчивые .

B.J. Bushman (1995) обнаружил, что агрессивность как черта личности зрителей влияет на предпочтения кинофильмов определенного жанра . Зрители с выраженной агрессивностью в сравнении с низко агрессивными зрителями более склонны выбирать кинофильмы с высоким содержанием насилия. После просмотра кинофильма со сценами насилия они испытывали больше гнева и проявляли агрессию к партнеру при совместном выполнении задания. B.J. Bushman и

R.G. Geen, (1990) обнаружили, что после просмотра кинофильмов со сценами насилия у зрителей с высоким уровнем агрессивности и враждебности чаще возникали агрессивные мысли и эмоции, чем у зрителей с низким уровнем агрессивности .

Еще одна черта, которая связана с пристрастием к сценам насилия в СМИ, - стремление к новизне и поиск острых ощущений. Эта черта определяется как «поиск разнообразных, новых, комплексных и интенсивных ощущений и переживаний, стремление принимать физический, социальный, финансовый или связанный с ними риск с целью получить такое переживание» . М. Zuckerman (1996) обнаружил корреляцию поиска ощущений с предпочтением просмотра сцен с насилием по телевизору . S.C. Baneijee и др. (2008) изучали влияние поиска ощущений на привлекательность кинофильмов для зрителей. Привлекательность описывалась в терминах настроения (позитивное/негативное) и возбуждения (высокое/низкое) . Было установлено, что зрителей с высокой выраженностью поиска ощущений, в отличие от зрителей с низкой выраженностью поиска ощущений, привлекают возбуждающие кинофильмы. Другое исследование S.C. Banerjee и др. (2009) показало связь агрессивности, поиска ощущений и склонности к рискованному поведению (драки и правонарушения, употребление алкоголя и наркотиков, рискованная езда) у студентов колледжей с предпочтением телевизионных программ и телесериалов с вербальной агрессией .

S.D. Conrad и R.S. Morrow (2000) изучали зрителей с пограничной организацией психики: импульсивных, испытывающих страх социальной изоляции и одиночества, гневливых, непостоянных в межличностных отношениях, с диссоциативными расстройствами, злоупотребляющих психоактивными веществами . Они готовы совершить физическое насилие над своим партнером в межличностных отношениях после сообщений по ТВ о родителях, которые бросали своих детей. B.J. Bushman и A.D. Stack (1996) установили, что зрители с интернальным локусом контроля и склонные к реактивному сопротивлению проявляют повышенный интерес к кинофильмам со сценами насилия, когда последним предшествуют ограничительные предупреждения .

С.Н. Ениколопов, Ю.М. Кузнецова и Н.В. Чуд-нова (2014) изучали личностную агрессивность активных пользователей Интернетом в 2005 и 2011 гг. . В 2005 г. они обнаружили, что носители так называемой интернет-культуры не склон-

ны проявлять физическую агрессию, не одобряют насилие в частной и общественной жизни. У них наблюдаются циклотимная акцентуация характера и размытая идентичность, которые могут приводить к агрессии и конфликтности. Агрессивное поведение интернет-девиантов, сетевых грубиянов или хакеров обычно направлено на людей, которые, как им кажется, не являются носителями ин-тернет-культуры. Испытуемые 2011г. проявили меньшую агрессивность, чем испытуемые 2005 г. Возможно, из-за снижения анонимности. При этом испытуемые в 2005 и 2011 гг. были менее агрессивны, чем представители контрольной группы. Интернет скорее привлекает «ленивых и любопытных», чем агрессивных.

C.B. Фадеева (2010) обнаружила у подростков связь компьютерной зависимости и предпочтения видеоигр с насилием с высокой агрессивностью, ригидностью, тревожностью и фрустрированно-стью .

Т.В. Яковлева (2010) изучала связь агрессивности и предпочтений художественных кинофильмов у подростков . Испытуемые с высоким уровнем наблюдаемой агрессивности чаще выбирали жанры «боевик» и «ужасы». У них оказались выражены гипертимный, возбудимый и демонстративный типы акцентуаций и положительные корреляции по шкалам физической, косвенной и вербальной агрессии (по А. Бассу и А. Дарки). Сцены насилия на экране привлекали подростков с повышенной экстраверсией и нейротизмом (по Г. Айзенку). Высокая агрессивность у подростков коррелировала с низкой эмпатией и безразличием к страданиям жертв насилия на экране.

И.В. Белашева (2013) изучала эффекты негативной (документальные телепередачи со сценами насилия) и положительной (познавательные телепередачи) информации СМИ на нервно-психологическое состояние студентов вузов в зависимости от характерологического психотипа . После ежедневного двухчасового потребления передач с насилием в течение недели обнаружено: повышение уровня враждебности, агрессивности, тревожности, истеричности, астенично-сти, вегетативные и обсессивно-фобические нарушения, эмоциональная подавленность и снижение психической устойчивости. Наиболее выражены эти эффекты у испытуемых шизоидного и циклоидного психотипа. К информационному воздействию положительной направленности более восприимчивы испытуемые истероидного и эпилептоидного психотипа.

В работе О.П. Белой и О.В. Чурсиновой (2012) изучались представления об агрессивном поведе-

нии с помощью построения субъективных семантических пространств у младших и старших подростков с разным уровнем агрессивности . В качестве стимулов для оценки методом СД использовались ролевые позиции: «Человек, демонстрирующий агрессивное поведение», «Человек, не демонстрирующий агрессивное поведение», «Я сам», «Любимый киногерой», «Типичный телегерой», «Герой любимой телепередачи». Обнаружено, что наиболее дифференцированный образ агрессивного поведения представлен у низко-и высокоагрессивных младших подростков. А у старших высокоагрессивных подростков образ агрессивного поведения становится более простым. В целом отношение к агрессивному поведению у подростков наблюдается отрицательное, однако любимые герои, которые демонстрируют агрессию на телеэкране, оцениваются ими положительно.

По результатам обзора теорий и эмпирических исследований можно сформулировать следующие выводы. Во-первых, основные теоретические подходы сосредоточены вокруг проблемы агрессии. Рассматриваемые в этих теориях когнитивные, аффективные и личностные особенности аудитории в связи с насилием в СМИ связаны в первую очередь с агрессией. Теории и исследования, в которых точкой отсчета является не агрессия, малочисленны. Возможно, поэтому мало работ, где обнаруживаются позитивные эффекты насилия в СМИ на зрителей или поднимается проблема амбивалентного отношения зрителей к медианаси-лию. Во-вторых, следует указать на существенно меньшее количество исследований, в которых изучается роль факторов личности, самооценки, когнитивных и эмоциональных процессов при восприятии насилия в СМИ, по сравнению с исследованиями эффектов насилия в СМИ на аудиторию и зрителей. В-третьих, наблюдается разнохарактерность исследований, где учитываются внутренние факторы восприятия насилия в СМИ. Это не позволяет построить общую картину взаимодействия когнитивных и аффективных сфер аудитории в связи с насилием в СМИ. Необходимы новые концептуальные и эмпирические исследования проблемы насилия в СМИ, которые были бы выполнены в интегративном ключе.

Список литературы

1. Беркоещ Л. Насилие в массмедиа // Агрессия: причины, последствия и контроль. СПб.: Прайм-Еврознак, 2007. С. 238-280.

2. Брайант Д., Томпсон С. Воздействие медиана-силия // Основы воздействия СМИ. М. : Вильяме, 2004. С. 193-214.

3. Винтерхофф-Шпрук П. Медиапсихология. Основные принципы. Харьков: Гуманитарный центр, 2016. 268 с.

4. Гриффин Э. Теория культивации Джорджа Герб-нера // Коммуникация: теория и практики. Харьков: Гуманитарный центр, 2015. С. 487-500.

5. Ильин ЕЛ. Генезис агрессии и агрессивности // Психология агрессивного поведения. СПб. : Питер, 2014. С. 69-97.

6. Крейхи Б. Насилие и агрессия в средствах массовой информации // Социальная психология агрессии. СПб.: Питер, 2003. С. 113-147.

7. Харрис Р. Насилие: так ли уж безобидны эти драки на экране // Психология массовых коммуникаций. СПб.: Прайм-Еврознак, 2003. С. 299-331.

8. Anderson С.A., Bushman B.J. The effects of media violence on society // Science. 2002. Vol. 295.

P. 2377-2378. DOI: 10.1037//0003-066X.57.6-7.448.

9. Harris R.J., Sanborn F. A cognitive psychology of mass communication. N.Y., NY: Taylor & Francis, 2013. P. 267-299.

10. Ениколопов С.H. Понятие агрессии в современной психологии // Прикладная психология.

2001. № 1. С. 60-72.

11. Feshbach S. The stimulating vs. cathartic effects of a vicarious aggressive activity // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1961. Vol. 63. P. 381-385. DOI: 10.1037/h0048863.

12. Feshbach S. The role of fantasy in the response to television // Journal of Social Issues. 1976. Vol. 32. P. 71-85. DOI: 10.1111/j. 1540-

4560.1976.tb02507.x.

13. Blumler ]., KatzE. The Uses of Mass Communications: Current perspectives on gratifications research. Beverly Hills, С A: Sage Publications, 1974. 318 p.

14. Zillmann D. Mood management through communication choices // American Behavioral Scientist. 1988. Vol. 31, no 3. P. 327-341. DOI:

10.1177/000276488031003005.

15. Knobloch S., Zillmann D. Mood management via the digital jukebox // Journal of Communication.

2002. Vol. 52, no 2. P. 351-366. DOI: 10.1111/j. 1460-2466.2002. tb02549.x.

16. Oliver M.B. Tender affective states as predictors of entertainment preference // Journal of Communication. 2008. Vol. 58. P. 40-61. DOI:

10.1111/J. 1460-2466.2007.00373.X.

17. Mares M.L., Oliver M.B., Cantor J. Age differences in adults" emotional motivations for exposure to films//MediaPsychology. 2008. Vol. 11. P. 488-511. DOI: 10.1080/15213260802492026.

18. Zillmann D. Television viewing and physiological arousal // Responding to the screen / ed. by J. Bryant, D. Zillmann. Hillsdale: Erlbaum, 1991. P. 103-134.

19. Bushman B.J., Geen R.G. Role of cognitive-emotional mediators and individual differences in the effects of media violence on aggression // Journal of Personality and Social Psychology. 1990. Vol. 58, no 1. P. 156-163.

20. Bandura A. Psychological mechanism of aggression // Aggression: Theoretical and empirical reviews / ed. by R.G. Green, E.I. Donnerstein. N.Y.: Academic, 1983. P. 1-40.

21. Ball-Roceach S.J., DeFleur M.L. A dependency model of mass communication // Communication research. 1976. Vol. 3. P. 3-31. DOI: 10.1177/009365027600300101.

22. Gerbner G., Gross L., Morgan M., Signorielli N. Living with television: The dynamic of the cultivation process // Perspectives on media effects / ed. by J. Bryant, D. Zillmann. Hillsdale, NJ.: Lawrence Erlbaum, 1986. P. 17-40.

23. YangH., Ramasubramanian S., Oliver M. Cultivation effects on quality of life indicators // Journal of broadcasting and electronic media. 2008. Vol. 52, no 2. P. 247-267. DOI: 10.1080/08838150801992060.

24. Geen R.G., Bushman B.J. Behavioral effects of observing violence // Encyclopedia of human biology. N.Y.: Academic Press, 1997. Vol. 1. P. 705-714.

25. Huesmann L.R., Miller L.S. Long-term effects of the repeated exposure to media violence in childhood // Aggressive behavior: Current perspective / ed. by L.R. Huesmann. N.Y.: Plenum Press, 1994. P. 153-186.

26. Zillmann D. Connections between sexuality and aggression. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates Inc., 1998. 359 p.

27. Krähe B., Möller I., Kirwil L., Huesmann L.R., Fel-ber]., Berger A. Desensitization to media violence: links with habitual media violence exposure, aggressive cognitions, and aggressive behavior // Journal of Personality and Social Psychology. 2011. Vol. 100, no 4. P. 630-646. DOI: 10.1037/a0021711.

28. Ramos R.A., Ferguson C.J., Frailing K., Romero-Ramirez M. Comfortably numb or just yet another movie? Media violence exposure does not reduce viewer empathy for victims of real violence among primarily Hispanic viewers // Psychology of Popular Media Culture. 2013. Vol. 2, no 1. P. 2-10. DOI: 10.1037/a0030119.

29. UnzD., Schwab F., Winterhoff-Spurk P.

TV News - The Daily horror? Emotional effects of violent television news // Journal of Media Psychology. 2008. Vol. 20, no 4. P. 141-155. DOI: 10.1027/1864-1105.20.4.141.

30. Glascock J. Contribution of demographics, sociological factors, and media usage to verbal aggressiveness // Journal of Media Psychology. 2014. Vol. 26, no 2. P. 92-102. DOI: 10.1027/1864-

31. Anderson C.A., Bushman B.J., Ihori N., Roth-stein H.R., Sakamoto A., Saleem M., Shibuya A., Swing E.L. Violent video game effects on aggression, empathy, and prosocial behavior in eastern and western countries: a meta-analytic review // Psychological Bulletin. 2010. Vol. 136, no 2.

P. 151-173. DOI: 10.1037/a0018251.

32. Lang A., Bradley S.D., Schneider E.F., Kim S.C., Mayell S. Killing is positive! Intra-Game Responses Meet the Necessary (But Not Sufficient) Theoretical Conditions for Influencing Aggressive Behavior // Journal of Media Psychology. 2012. Vol. 24,

no 4. P. 154-165. DOI: 10.1027/1864-1105/a000075.

33. Bosche W. Violent content enhances video game performance // Journal of Media Psychology. 2009. Vol. 21, no 4. P. 145-150. DOI: 10.1027/1864-1105.21.4.145.

34. Bosche W. Violent video games prime both aggressive and positive cognitions // Journal of Media Psychology. 2010. Vol. 22, no 4. P. 139-146. DOI: 10.1027/1864-1105/a000019.

35. Ferguson C.J., Rueda S.M. The hitman study. Violent video game exposure effects on aggressive behavior, hostile feelings, and depression // European Psychologist. 2010. Vol. 15, no 2. P. 99-108. DOI: 10.1027/1016-9040/a000010.

36. Oswald C.A., Prorock C., Murphy S.M. The Perceived Meaning of the Video Game Experience: An Exploratory Study // Psychology of Popular Media Culture. 2014. Vol. 3, no 2. P. 110-126. DOI: 10.1037/a0033828.

37. ЛузаковАА., ОмельченкоH.B. Семантическое пространство компьютерных игр: опыт реконструкции // Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета. 2012. № 78, вып. 04. URL: http://ej.kubagro.ru/2012/04/ pdf/26.pdf (дата обращения: 18.06.2017).

38. Омельченко Н.В. Психосемантическое исследование особенностей восприятия и оценивания компьютерных игр // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 3: Педагогика и психология. 2009. № 51, вып. 4. С. 267-274.

39. Чиксентмихайи М. Поток: психология оптимального переживания. М.: Альпина нон-фикшн, 2011. 464 с.

40. Tamborini R., Stiff J., Heidel С. Reaction to graphic horror: A model of empathy and emotional behavior // Communication Research. 1990. Vol. 17.

P. 616-640. DOI: 10.1177/009365090017005003.

41. Bushman B.J. Moderating role of trait aggressiveness in the effects of violent media on aggression // Journal of Personality and Social Psychology. 1995. Vol. 69, no 5. P. 950-960.

42. Zuckerman M. Behavioral expressions and psychological bases of sensation seeking. N.Y.: Cambridge University Press, 1994. 463 p.

43. Zuckerman M. Sensation seeking and the taste for vicarious horror // Horror films: Current research on audience preferences and reaction / ed. by

J.B. Weaver, R. Tamborini. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1996. P. 147-160.

44. Banerjee S.C., Greene K, Krcmar M., Bagda-sarovZ., Ruginyte D. The role of gender and sensation seeking in film choice // Journal of Media Psychology. 2008. Vol. 20, no 3. P. 97-105. DOI: 10.1027/1864-1105.20.3.97.

45. Banerjee S.C., Greene K, Krcmar M., Bagda-sarovZ. Who watches verbal aggressive show? An examination of personality and other individual difference factors in predicting viewership // Journal of Media Psychology. 2009. Vol. 21, no 1. P. 1-14. DOI: 10.1027/1864-1105.21.1.1.

46. Conrad S.D., MorrowR.S. Borderline personality organization, dissociation, and willingness to use force in intimate relationships // Psychology of Men and Masculinity. 2000. Vol. l,no 1. P. 37-48. DOI: 10.1037//15 24-9220.1.1.37.

47. Bushman B.J., Stack A.D. Forbidden Fruit versus Tainted Fruit: effects of warning labels on attraction to television violence // Journal of Experimental Psychology: Applied. 1996. Vol. 2, no 3. P. 207-226.

48. ЕниколоповС.Н., Кузнецова Ю.М., ЧудноваН.В. Агрессивность в эпоху Интернета // Агрессия в обыденной жизни. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 82-92.

49. Фадеева С.В. Компьютерная зависимость как фактор риска развития агрессивного поведения у подростков // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. Серия: Педагогика. Психология. 2010. № 3.

50. Яковлева Т.В. Взаимосвязь агрессивности с просмотром художественных фильмов в старшем подростковом возрасте // Научно-теоретический журнал «Ученые записки». 2010. № 6(64).

51. Белашева И.В. Средства массовой информации и нервно-психическое состояние современной молодежи // Сборник научных трудов Sworld, 2013. URL: http://www.sworld.com.ua/index.php/ ru/conference/the-content-of-conferences/archives-of-individual-conferences/march-2013 (дата обращения: 18.06.2017).

52. Белая О.П., Чурсинова О.В. Эмпирическое изучение представлений подростков об агрессивном поведении // Гуманизация образования.

2012. №5. С. 27-32.

Получено 14.09.2017

1. Berkowitz L. Nasilie v mass-media Agressiya: prichiny, posledstviya i kontrol" . Saint Petersburg, Praim-Euroznak Publ., 2007,

pp. 238-280. (In Russian).

2. Bryant J., Thompson S. Vozdeystvie medianasiliya Osnovy vozdejstviya SMI . Moscow, Williams Publ., 2004, pp. 193-214. (In Russian).

3. Winterhoff-Spurk P. Mediapsikhologiya. Osnovnye principy . Kharkov, Gumanitarniy centrPubl., 2016, 268 p. (In Russian).

4. Griffin E. Teoriya kul"tivatsii Dzhordzha Gerbnera , Kommu-nikatsiya: teoriya ipraktiki . Kharkov, Gumanitarniy centrPubl., 2015, pp. 487-500. (In Russian).

5. H"inE.P. Genezis agressii i agressivnosti . Psikhologiya agressivnogo povedeniya . Saint Petersburg, Piter Publ., 2014, pp. 69-97. (In Russian).

6. Krahe B. Nasilie i agressiya v sredstvah massovoy informatsii , Sot-sial"nayapsikhologiya agressii , Saint Petersburg, Piter Publ., 2003, pp. 113-147. (In Russian).

7. Harris R.J. Nasilie: tak li uzh bezobidny eti draki na ekrane . Psikhologiya massovyh kommu-nikatsiy , Saint Petersburg, Praim-Euroznak Publ., 2003, pp. 299-331. (In Russian).

8. Anderson C.A., Bushman B.J. The effects of media violence on society. Science. 2002, vol. 295,

pp. 2377-2378. DOI: 10.1037//0003-066X.57.6-7.448. (In English).

9. Harris R. J., Sanborn F. A cognitive psychology of mass communication. New York, Taylor & Francis,

2013, pp. 267-299. (In English).

10. Enikolopov S.N. Ponyatie agressii v sovremennoy psikhologii . Prikladnaya psikhologiya . 2001, no. 1, pp. 60-72. (In Russian).

11. Feshbach S. The stimulating vs. cathartic effects of a vicarious aggressive activity. Journal of Abnor-

mal and Social Psychology. 1961, vol. 63, pp. 381- 385. DOI: 10.1037/h0048863. (In English).

12. Feshbach S. The role of fantasy in the response to television. Journal of Social Issues. 1976, vol. 32, pp. 71-85. DOI: 10.1111/j.1540-

4560.1976.tb02507.x. (In English).

13. Blumler J., Katz E. The Uses of Mass Communications: Current perspectives on gratifications research. Beverly Hills, Sage Publications, 1974, 318 p. (In English).

14. Zillmann D. Mood management through communication choices. American Behavioral Scientist. 1988, vol. 31, no 3, pp. 327-341. DOI:

10.1177/000276488031003005. (In English).

15. Knobloch S., Zillmann D. Mood management via the digital jukebox. Journal of Communication. 2002, vol. 52, no 2, pp. 351-366. DOI:

10.1111/j. 1460-2466.2002.tb02549.x. (InEnglish).

16. Oliver M.B. Tender affective states as predictors of entertainment preference. Journal of Communication. 2008, vol. 58, pp. 40-61. DOI:

10.1111/J. 1460-2466.2007.00373.X. (In English).

17. Mares M.L., Oliver M.B., Cantor J. Age differences in adults" emotional motivations for exposure to films. Media Psychology. 2008, vol. 11, pp. 488-511. DOI: 10.1080/15213260802492026.

18. Zillmann D. Television viewing and physiological arousal. Responding to the screen. Ed. by J. Bryant, D. Zillmann. Hillsdale: Erlbaum, 1991, pp. 103-134. (In English).

19. Bushman B.J., Geen R.G. Role of cognitive-emotional mediators and individual differences in the effects of media violence on aggression. Journal of Personality and Social Psychology. 1990, vol. 58, no 1, pp. 156-163. (In English).

20. Bandura A. Psychological mechanism of aggression. Aggression: Theoretical and empirical reviews. Ed. by R.G. Green, E.I. Donnerstein. New York, Academic, 1983, pp. 1-40. (In English).

21. Ball-Roceach S.J., DeFleur M.L. A dependency model of mass communication. Communication research. 1976, vol. 3, pp. 3-31. DOI:

10.1177/009365027600300101. (In English).

22. Gerbner G., Gross L., Morgan M., Signorielli N. Living with television: The dynamic of the cultivation process. Perspectives on media effects. Ed. by J. Bryant, D. Zillmann. Hillsdale, Lawrence Erlbaum, 1986, pp. 17-40. (In English).

23. Yang H., Ramasubramanian S., Oliver M. Cultivation effects on quality of life indicators. Journal of broadcasting and electronic media. 2008, vol. 52, no 2, pp. 247-267. DOI: 10.1080/08838150801992060. (In English).

24. Geen R.G., Bushman B.J. Behavioral effects of observing violence. Encyclopedia of human biology.

New York, Academic Press, 1997, vol. 1, pp. 705-714. (In English).

25. Huesmann L.R., Miller L.S. Long-term effects of the repeated exposure to media violence in childhood. Aggressive behavior: Current perspective. Ed. by L.R. Huesmann. New York, Plenum Press, 1994, pp. 153-186. (In English).

26. Zillmann D. Connections between sexuality and aggression. Mahwah, Lawrence Erlbaum Associates Inc., 1998, 359 p. (In English).

27. Krähe B., Möller I., Kirwil L., Huesmann L.R., Felber J., Berger A. Desensitization to media violence: links with habitual media violence exposure, aggressive cognitions, and aggressive behavior. Journal of Personality and Social Psychology. 2011, vol. 100, no 4, pp. 630-646. DOI: 10.1037/a0021711. (In English).

28. Ramos R.A., Ferguson C.J., Frailing K., Romero-Ramirez M. Comfortably numb or just yet another movie? Media violence exposure does not reduce viewer empathy for victims of real violence among primarily Hispanic viewers. Psychology of Popular Media Culture. 2013, vol. 2, no 1, pp. 2-10. DOI: 10.1037/a0030119. (In English).

29. Unz D., Schwab F., Winterhoff-Spurk P.

TV News - The Daily horror? Emotional effects of violent television news. Journal of Media Psychology. 2008, vol. 20, no 4, pp. 141-155. DOI: 10.1027/1864-1105.20.4.141. (In English).

30. Glascock J. Contribution of demographics, sociological factors, and media usage to verbal aggressiveness. Journal of Media Psychology. 2014, vol. 26, no 2, pp. 92-102. DOI: 10.1027/1864-

1105/a000115. (In English).

31. Anderson C. A., Bushman B. J., Ihori N, Roth-stein H.R., Sakamoto A., Saleem M., Shibuya A., Swing E.L. Violent video game effects on aggression, empathy, and prosocial behavior in eastern and western countries: a meta-analytic review. Psychological Bulletin. 2010, vol. 136, no 2, pp. 151-173. DOI: 10.1037/a0018251. (In English).

1105/a000075. (In English).

33. Bösche W. Violent content enhances video game performance. Journal of Media Psychology. 2009, vol. 21, no 4, pp. 145-150. DOI: 10.1027/1864-1105.21.4.145 (In English).

34. Bösche W. Violent video games prime both aggressive and positive cognitions. Journal of Media Psychology. 2010, vol. 22, no 4, pp. 139-146. DOI: 10.1027/1864-1105/a000019. (In English).

35. Ferguson C.J., Rueda S.M. The hitman study. Violent video game exposure effects on aggressive behavior, hostile feelings, and depression. European Psychologist. 2010, vol. 15, no 2, pp. 99-108. DOI: 10.1027/1016-9040/a000010. (In English).

36. Oswald C.A., Prorock C., Murphy S.M. The Perceived Meaning of the Video Game Experience: An Exploratory Study. Psychology of Popular Media Culture. 2014, vol. 3, no 2, pp. 110-126. DOI: 10.1037/a0033828. (In English).

37. Luzakov A. A., Omelchenko N.V. Semanticheskoe prostranstvo kompyuternykh igr: opyt rekonstruktsii . Politematicheskiy setevoy el-ektronniy nauchniy zhumal Kubanskogo gosudar-stvennogo agrarnogo universiteta , 2012, vol. 78, iss. 4. Available at:

http://ej .kubagro.ru/2012/04/pdf/26.pdf (accessed 18.06.2017). (In Russian).

38. Omelchenko N. V. Psikhosemanticheskoe issledo-vanie osobennostey vospriyatiya i otsenivaniya kompyuternykh igr . Vestnik A dygeyskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 3: Psikhologiya i pedagogika . 2009, vol. 51, no. 4, pp. 267-274. (In Russian).

39. Chiksentmikhayi M. Potok: psikhologiya optimal"nogo perezhivaniya . Moscow, Alpina non-fiction Publ., 2011, 464 p. (In Russian).

40. Tamborini R., Stiff J., Heidel C. Reaction to graphic horror: A model of empathy and emotional behavior. Communication Research. 1990, vol. 17, pp. 616-640. DOI: 10.1177/009365090017005003. (In English).

41. Bushman B.J. Moderating role of trait aggressiveness in the effects of violent media on aggression. Journal of Personality and Social Psychology. 1995, vol. 69, no 5, pp. 950-960. (In English).

42. ZuckermanM. Behavioral expressions and psychological bases of sensation seeking. New York, Cambridge University Press, 1994. 463 p. (In English).

43. Zuckerman M. Sensation seeking and the taste for vicarious horror. Horror films: Current research on audience preferences and reaction. Ed. by

J.B. Weaver, R. Tamborini. Mahwah, Lawrence Erl-baum Associates, 1996, pp. 147-160. (In English).

44. Banerjee S.C., Greene K., Krcmar M., Bagda-sarov Z., Ruginyte D. The role of gender and sensation seeking in film choice. Journal of Media Psychology. 2008, vol. 20, no 3, pp. 97-105. DOI: 10.1027/1864-1105.20.3.97. (In English).

45. Banerjee S.C., Greene K., Krcmar M., Bagda-sarov Z. Who watches verbal aggressive show? An examination of personality and other individual difference factors in predicting viewership. Journal of Media Psychology. 2009, vol. 21, no 1, pp. 1-14. DOI: 10.1027/1864-1105.21.1.1 (In English).

46. Conrad S.D., Morrow R.S. Borderline personality organization, dissociation, and willingness to use force in intimate relationships. Psychology of Men and Masculinity. 2000, vol. 1, no 1, pp. 37^18. DOI: 10.1037//15 24-9220.1.1.37. (In English).

47. Bushman B.J., Stack A.D. Forbidden Fruit versus Tainted Fruit: effects of warning labels on attraction to television violence. Journal of Experimental Psychology: Applied. 1996, vol. 2, no 3, pp. 207-226. (In English).

48. Enikolopov S.N., Kuznetsova Yu.M., Chudno-

va N.V. Agressivnost" v epokhu Interneta . Agressiya v obydennoy zhizni . Moscow, Politicheskaya entsyklopediya Publ., 2014, pp. 82-92. (In Russian).

49. Fadeeva S.V. Kompyuternaya zavisimost" kak faktor riska razvitiya agressivnogo povedeniya u podrostkov Vestnik Ko-stromskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.A. Nekrasova. Serija: Pedagogika. Psihologija . 2010, no. 3, pp. 250-257. (In Russian).

50. Yakovleva T. V. Vzaimosvyaz" agressivnosti spros-motrom khudozhestvennykh fil "mov v starshem po-drostkovom vozraste . Nauchno-teoreticheskiy zhurnal «Uchenye zapiski» . 2010, vol. 64, no. 6, pp. 123-127. (In Russian).

51. Belasheva I.V. Sredstva massovoy informatsii i nervno-psikhicheskoe sostoyanie sovremennoy mo-lodezhi . Sbomik nauch-nykh trudovSworld, 2013. Available at: http://www.sworld.com.ua/ index.php/ru/conference/the-content-of-conferences/archives-of-individual-conferences/ march-2013 (accessed 18.06.2017). (In Russian).

52. Belaya O.P., Chursinova O.V. Empiricheskoe izuchenie predstavleniypodrostkov ob agressivnom povedenii , Gumani-zatsiya obrazovaniya , 2012, no. 5, pp. 27-32. (In Russian).

The date of the manuscript receipt 14.09.2017

Зубакин Максим Владимирович

старший преподаватель кафедры психологии развития

Пермский государственный национальный исследовательский университет, 614990, Пермь, ул. Букирева, 15; e-mail: [email protected] ORCID: 0000-0002-1805-7764

About the author

Zubakin Maxim Vladimirovich

Senior Lecturer of the Department of Developmental Psychology

Perm State University, 15, Bukirev str., Perm, 614990, Russia; e-mail: [email protected] ORCID: 0000-0002-1805-7764

Просьба ссылаться на эту статью в русскоязычных источниках следующим образом:

Зубакин М.В. Насилие в СМИ: теории и исследования // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2017. Вып. 4. С. 584-595. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-4-584-595

Please cite this article in English as.